Солнце, вставшее на следующее утро, застало племя ленапов в печали. Отзвучала битва, делавары утомили свою старинную жажду мести, истребив целое поселение гуронов. Сотни воронов, поднимавшихся над голыми вершинами гор или пролетавших шумными стаями над лесом, указывали путь к недавнему полю сражения.
Не слышно было ни радостных восклицаний, ни торжественных песен. Чувство гордости и восторга сменилось глубоким унынием.
Хижины были покинуты; вблизи них широким кругом стояла толпа людей с грустными, нахмуренными лицами.
Шесть делаварских девушек, распустив свои длинные темные волосы, которые теперь свободно ниспадали им на грудь, стояли неподвижно в стороне; изредка они подавали признаки жизни, рассыпая душистые лесные травы и цветы на ложе, где под покровом индейских одежд покоились останки благородной, прекрасной Коры. Тело ее было обернуто простой, грубой тканью, а лицо навсегда скрыто от людских взоров. В ногах ее сидел безутешный Мунро. Его голова была низко опущена; изборожденное морщинами лицо, наполовину скрытое рассыпавшимися в беспорядке прядями седых волос, выражало боль тяжелой утраты. Рядом с ним стоял Гамут с обнаженной головой; его грустный, встревоженный взгляд беспрестанно переходил с томика, из которого можно было почерпнуть так много святых изречений, на существо, что было дорого его сердцу. Хейворд стоял вблизи, прислонясь к дереву, мужественно стараясь не поддаваться порыву горя.
Но как ни печальна, ни грустна была эта сцена, она была далеко не столь трогательна, как та, что происходила на противоположном конце поляны. Ункас в самых великолепных, богатых одеждах своего племени сидел, словно живой, в величественной, спокойной позе. Над головой его развевались роскошные перья, ожерелья и медали обильно украшали его грудь. Но глаза его были неподвижны, безжизненны.
Перед трупом стоял Чингачгук без оружия, без украшений, без раскраски; только синяя эмблема его племени ярко выступала на обнаженной груди сагамора. С того времени как собрались все его соплеменники, могиканин не сводил пристального взгляда с безжизненного лица сына.
Вблизи стоял разведчик, задумчиво опираясь на ствол рокового оружия. Таменунд, поддерживаемый старейшинами своего племени, сидел на возвышении, откуда мог смотреть на безмолвное печальное собрание.
В стороне от толпы стоял воин в чужеземном мундире; за ним – его боевой конь и целая свита всадников, очевидно, приготовившихся отправиться в далекое путешествие. По одежде воина видно было, что он занимал важное место при губернаторе Канады. По-видимому, он явился слишком поздно, чтобы исполнить данное ему поручение – примирить враждующие племена, – и теперь присутствовал молчаливым свидетелем последствий битвы, которую ему не удалось предотвратить.