Это была прекрасная фраза, и в другой момент Иегуда бы замер от счастья, услышав такие слова. Но не сейчас.

Она наклонилась к нему, налегая грудью на стол, он подался навстречу. Их лица почти соприкасались.

Глаза Мириам снова наполнились огнем. Пламя мерцало в глубине, то разгораясь, то затухая, словно в зрачках ее плескалось море призрачного желтоватого света. Иегуда уловил запах ее дыхания — хлеб и вино — теплый и приятный.

— Я буду называть тебя Иегуда, — прошептала Мириам. — Пусть для всех это имя предателя, но мы с тобой знаем, что это имя друга. Ты можешь сколько угодно менять имена, бродить из города в город, из страны в страну, но никогда не изменишь прошлого. Того, что ты сделал для него…

Она протянула руку и легко, так бабочка касается крылом кожи спящего, прикоснулась к щеке Иегуды.

— Спасибо.

— Ты рада подарку?

— Да. Но еще больше рада тому, что ты пришел. И тому, что ты жив.

— Меня сложно убить во второй раз…

Она кивнула.

— Говорят, что те, кого при жизни считали мертвыми, живут долго.

— Я мертв уже двадцать четыре года. Если верить в приметы, то скоро я стану бессмертным.

Оставив платок и перстень лежать посреди стола, она встала и прошла в угол, к аккуратно сложенному очагу.

— Прости, Иегуда, я плохая хозяйка, не покормила гостя. Что тебе хлеб и вино после целого дня на ногах? Ничего свежего нет, но утром я варила похлебку из рыбы, есть немного сыра, оливковое масло с чесноком…

— Мне достаточно того, что я сижу за твоим столом, могу говорить с тобой. Что мы преломили хлеб и выпили вина. Как во время последнего седера[71]. Перед тем, как… — голос Иегуды прервался, будто ему не хватило дыхания, он странно закашлялся, отворачивая взгляд, и Мириам не стала всматриваться, давая ему возможность укротить чувства.

— Знаешь, быть мертвым для всех, кто тебя знал — это неплохо, — продолжил он. — Это шанс начать все заново. Смыть все записи со своего листа в Книге Судеб и написать все набело. Вот только набело никогда не получается. И оставить все позади невозможно. Есть вещи, которые нельзя стереть, нельзя забыть. И из-за них, будь они прокляты, нельзя начать с чистого листа. Ты понимаешь, о чем я? Я все забыл. Все стер. Все потерял. Кроме одного. Говорят, что когда человек теряет руку или ногу, то они продолжают приносить ему боль еще много-много лет. Плоти нет, а боль остается. Когда что-то вырываешь из памяти, сердце продолжает тосковать. Все эти годы, каждый день из этих проклятых лет мне не хватало его. И тебя.

Он замолчал.

Мириам отвернулась к очагу. Над потемневшим камнем вспыхнул огонь, в комнате стало еще светлее. С моря задул ночной бриз, покружил над скалами и ворвался в окна через распахнутые ставни. Аромат моря примешался к запаху рыбной похлебки и горящих в очаге можжевеловых веток. Цикады разом сделали паузу, перевели дух и снова рассыпали в южную ночь свои бесконечные трели.