Она помотала головой.

— Я бы очень хотел прочесть ее.

— Ты сможешь это сделать, если вернешься.

— Через двадцать лет?

— Даже через двадцать лет.

Они помолчали несколько мгновений, пытаясь отсрочить неизбежный миг расставания.

— Знаешь, Мири, — сказал Иегуда, протянув ей руку, и Мириам без колебания вложила в нее свою. — Я бы тоже мечтал написать книгу, но не только о Нем — обо всех нас. О том, как мы жили до того, как встретились с Ним. И как жили после того, как Его не стало. Обо всех — о друзьях и недругах, о тех, кто пытался Его спасти, и тех, кто в конце концов, погубил Его. Я бы рассказал о наших ночных бдениях у костра, о тысячах дорог, которые мы прошли — от первой, в которую Он взял меня, до той, самой последней… Мы успели поговорить о многом, жаль, что не обо всем, но если бы меня попросили назвать самые главные слова, которые он сказал мне за все время, что мы провели вместе, я бы ни на секунду не задумался. Это то важное, чему он научил меня, Мири. Меня — убийцу-сикария, несостоявшегося апостола и своего предателя. Никто не говорил такого до него — Бог был грозным, безжалостным, строгим, справедливым, гневным. Он должен был пугать, насылать мор, сжигать небесным огнем! Мне с детства говорили, что миром движет страх, что люди остаются людьми только потому, что над ними висит неотвратимое возмездие. А это не так… Вся книга о нем может состоять из этих трех слов — остальное будет лишним. И поменять это не сможет никто — даже Шаул.

Иегуда склонился над ее рукой и едва коснулся губами перепачканной ладони. Это был не поцелуй — именно прикосновение, теплое дыхание, на миг коснувшееся кожи.

— Бог есть любовь, — прошептал он, и исчез в рассветной дымке.

Навсегда.

Израиль. Хайфа

Наши дни

Обстоятельства подарили профессору и его команде всего сорок минут передышки, но вовремя взятая пауза решает очень много проблем. Пока Рувим и его команда, не подозревая, что их дислокация уже передана террористам, мылись, ели и получали квалифицированную медицинскую помощь, в штаб-квартире «Шабак» успели расколоть Хасима.

Гениальный хакер лопнул, как гнилой помидор, после первой же внутривенной инъекции хлорида кальция. Хасим много слышал о методиках допроса применяемых израильтянами, но человек, даже самый умный, не может знать всего. Разлившийся по венам жидкий огонь в сочетании с замирающим сердцем и стоящим рядом дефибриллятором сработали эффективнее «сыворотки правды» — компьютерщик и думать забыл о том, что он мужественный и отважный борец за идею, и с перепугу запел соловьем.