Иегуда катал бочки вместе со всеми, хотя боль рвала каждую клетку его далеко не молодого тела. Рядом с ним подставлял свое плечо под мокрые глиняные бока долиумов и Шаул га-Тарси — он не делал для себя исключения.

Заскрипели вороты, канаты натянулись, заставив судно на миг замереть, но остаткам команды удалось поднять только два якоря из четырех. Левый носовой и правый кормовой засели намертво. Иегуда не слышал отданной команды, но увидел, как матросы рубят якорные канаты топорами. Еще пара взмахов — и волны поволокут «Эос» к берегу.

— Оставьте бочки! — крикнул Иегуда в пасть трюма. — Все на палубу! К бортам не идти, держаться центра!

Голос его едва перекрыл шум ветра и дождя, но был услышан: люди бросились наверх по шатким сходням. Канаты лопнули, уступив напору стали. «Эос» рванулась вперед, зацепившись за гребень волны.

Кормчий налег на правило, пытаясь не дать судну стать бортом к волне, и ему отчасти это удалось. Корабль нырнул между двумя валами — волна нависла над палубой — огромная, косматая — люди закричали, и, как будто в ответ на их крик, «Эос» взмыла по водяной горке вверх и замерла над морем в самой верхней точке. Миг, и она снова полетела вниз, задрав корму. Пассажиры покатились по палубе, тщетно стараясь схватиться хоть за что-нибудь. Иегуда успел вцепиться в основание для гидрии (саму амфору с водой выбросило, когда корабль клюнул носом) и чудом удержался от падения.

Скалы стремительно приближались. Вблизи земли ветер слегка поменял направление — теперь он дул не точно в корму судну, а под небольшим углом. Благодаря рулям корабль не летел носом на скалы, а как-то странно ковылял боком, переваливаясь с волны на волну. Их несло на огромный камень — часть горы, выраставшую из моря буквально на глазах, и сделать с этим кормчий ничего не мог, как ни пытался. Вот «Эос» сделала скачок, замерла, ожидая следующей волны, снова прыгнула…

Иегуда поймал за кетонет катившегося мимо га-Тарси.

Тот был оглушен падением, из ссадины над пышной бровью обильно текла кровь, глаза были бессмысленны. Оставалось перехватить его поудобнее, благо, Шаул не отличался могучим сложением и Иегуда цепко обнял его за плечи, прижимая к себе. Человек, которого он спасал, заслуживал уважения. Это того Шаула га-Тарси, знакомого Иегуде по ночи бунта в Эфесе, он не стал бы выручать, а этого, постаревшего, седого и изменившегося — другого га-Тарси — спасать стоило. Звучал голос сердца, не голос разума, но чего бы стоили люди, не умей они иногда слышать голос своего сердца?

Пассажиры на палубе закричали в один голос, и крик был страшен и силен. Он заглушил и скрип деревянной обшивки, и рев прибоя, бьющего в камни, и вой ветра. Пассажиры увидели приближающуюся смерть — из водяного вихря и жемчужной пыли вверх поднималась черная огромная скала.