Голос Эванса звучал искренне, он был убежден, что говорит правду.

Но Шэдде пожал плечами и досадливо махнул рукой.

— Бесполезно, Эванс. Я знаю, о чем говорю. И вот еще что. Я вовсе не удивлюсь, если станет известно, что к моему переводу на берег причастен Саймингтон.

— Саймингтон?!

— Да, да, именно Саймингтон. Его богатый и влиятельный отец на дружеской ноге с первым лордом адмиралтейства и когда-то служил вместе с командующим подводными силами. Можно многого добиться, если ты знаком с большим начальством. Откуда мне известно, что пишет Саймингтон отцу?

Эванс встал и с выражением глубокой озабоченности на лице положил руку на плечо Шэдде.

— Вам следует хорошенько выспаться, сэр. Вы переутомились, и вам мерещится невесть что.

Шэдде нетерпеливо сбросил руку Эванса.

— При чем тут мое переутомление? Да, я устал, но мне ничего не мерещится. Все это факты, факты, факты!

Эванс понял, что продолжать разговор бесполезно.

— Пожалуй, я пойду, сэр, — сказал он, направляясь к двери. — Спокойной ночи. Все же постарайтесь выспаться.

Шэдде беззвучно рассмеялся.

— Легко сказать! Я давно уже мучаюсь бессонницей. — Он сел, наполнил свою рюмку и, не оглядываясь, махнул Эвансу рукой. — Спокойной ночи.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

После дождя, прошедшего рано утром на второй день пребывания «Возмездия» в Копенгагене, день выдался ясный, солнечный, однако в воздухе еще ощущалась свежесть. На мокрых бортах пароходов, стоявших у причалов, играли солнечные зайчики. На рейде тускло поблескивал корпус лодки, четко выделяясь на фоне изящного парусника «Денмарк».

Офицеры лодки завтракали в кают-компании, просматривали газеты и журналы. Как ни мало пробыл на лодке Баддингтон, он уяснил, что разговаривать здесь во время завтрака не полагается. Традиция пришлась ему не по душе. Будучи по профессии человеком общительным, он с удовольствием принимал участие в болтовне и спорах, в иное время кипевших в кают-компании. По его мнению, время нынешнего завтрака тратилось непроизводительно; он сравнивал его с долгими минутами в театре перед поднятием занавеса.

Он сидел спиной к буфетной, поглощая яичницу и читая газету. Однако сосредоточиться на чтении ему мешал разговор, который шепотом вели в буфетной Таргет и Миллер: до него доносились лишь отдельные фразы:

— Ну, она и говорит мне таким нежным голоском: «Хорошо, дорогой, сто крон».