- Я отнюдь не противлюсь этому, - сказал я, - но предупреждаю вас, что, за исключением ляшек и морды, мясо этого животного очень жестко. И потому лучше будет взять эти части, а остальное огромное тело бросить здесь.

Дети послушались моего совета. Они отрезали задние ноги и голову кабана, положили их на род саней, состоявших из ветвей деревьев, с сохранившейся на них листвой, и запрягли в эти сани собак.

Фриц заметил, что на ветвях употребленных нами деревьев висели плодовые коробочки, из которых выпадал желтый хлопок. Я узнал нанкинский хлопок, который от природы окрашен в известный нам красивый цвет. Собрав значительное количество хлопка, предназначенное нами матери, мы отправились на берег, где нас ожидал Жак, вполне оправившийся и веселый. Он вызвался помочь братьям при чистке и копчении кабаньих окороков и сам первый смеялся над своим вчерашним испугом, впрочем, совершенно основательным.

Вечером этого дня, когда мы зажгли на берегу костры, и все, казалось, обещало нам покой, мы готовились лечь спать, как вдруг услышали страшный рев, отдавшийся в лесу и повторенный горами. Наши собаки и шакал ответили на него сердитым рычанием. Нами овладел сильный страх, потому что мы впервые слышали подобный рев, обличавший близость опасного врага.

- Что за адский концерт! - вскричал Фриц, хватая ружье и вскакивая с решимостью в осанке. - Оставайтесь в пироге, прибавил он, а я пойду посмотреть врага. И вслед затем отважный юноша вскочил в свой кайяк и скрылся в темноте. Следя глазами за Фрицем, я велел остальным детям приготовить оружие, чтобы, если понадобиться, немедленно подать помощь Фрицу.

Рев продолжался, постоянно приближаясь. Детьми овладел невольный ужас, и я никакими увещеваниями не мог успокоить их. Сам я, убежденный в близкой опасности, ожидал увидеть в темноте блестящие глаза барса или леопарда.

Вскоре, при свете наших костров, мы увидели приближающееся огромное животное: - то был лев. Подойдя к одному из костров, он стал против него и не двигался; пламя освещало его голову и грудь. В осанке животного выражались одновременно гордость, ярость и голод; оно яростно било себя хвостом по бедрам и, казалось, готовилось скакнуть на нас. Эта страшная пантомима длилась довольно долго; мы не смели шевельнуться, и я не знал стрелять ли мне, как вдруг раздался выстрел.

- Это Фриц! - произнес Эрнест изменившимся голосом.

Лев прыгнул, издавая болезненный стон, затем упал и опустился в поток крови, лившейся у него из груди.

- Мы спасены! - воскликнул я. - Фриц попал льву в сердце. Это мастерский выстрел.