- Здесь лежит Билль, благородное животное, достойное удивления по своей верности. Оно погибло смертью храбрых воинов и мучеников, жертвой своей преданности, под когтями исполинской львицы, оплакиваемое спасенными им друзьями.
- Недурно, - сказал Фриц, - мы, как только позволит время, высечем эту эпитафию на могиле бедного Билли.
Жак не мог слушать. Он плакал. "Бедное животное, дорогое мое животное, наш лучший друг!" - восклицал он.
Я не останавливал его слез. Да и наши глаза были влажны. Но ночной воздух пробудил в молодых людях голод, и нужно было найти что-либо съестное.
- У нас есть кабанья голова, - сказал Жак, утирая слезы. - Мы положили ее в золу, где она должна была испечься.
Мальчики вынули жаркое, но нашли его совершенно обугленным. Они бросили бы его, если б я не остановил их. Я вонзил нож в мясистую часть морды и показал им внутри как раз поспевшее мясо, прекрасного розового цвета и издававшее соблазнительный запах трюфелей.
Во время еды разговор вращался почти исключительно на достоинствах Билля. Потом, в ожидании рассвета, все улеглись спать.
С утра мы принялись снимать шкуры со львов. При моем способе надувания шкур работа наша не была ни продолжительна, ни трудна, и мы приобрели два великолепнейшие меха.
Наша поездка продолжалась уже несколько дней, и жена могла тревожиться нашим долгим отсутствием. Кроме того, наваленные на берегу устрицы, подвергшись гниению, распространяли вонь, которая, будучи вдыхаема, могла вредно повлиять на здоровье детей. И потому мы решились возвратиться в пещеру, предполагая возвратиться сюда к тому времени, как жемчуг совершенно отделиться от сгнивших устриц.
Мы отправились. Впереди плыл Фриц, один на своем кайяке. Когда мы вышли за пояс скал, Фриц подплыл к нам и подал мне, на конце весла, письмо, которое, говорил он, залежалось на почте.
Чтобы не повергать в беспокойство его братьев, я придал делу вид шутки, какие бывали у нас нередки со времени учреждения голубиной почты, и, отойдя на заднюю часть лодки, развернул записку. Она и изумила меня, и встревожила - Фриц расставался с нами, отправляясь на поиск за несчастной англичанкой Огненной скалы. Предприятие это казалось мне опасным и мечтательным; но я понимал, что Фриц тщетно боролся со своей мечтой. Когда он удалялся от нас, скользя по воде с быстротой ласточки, сердце мое сжалось. "Прощай, Фриц; будь осторожен! - кричал я ему в рупор, - вернись скорее! Помни о нас, о матери!" В ответ он послал нам рукой поцелуй. Вскоре он исчез за мысом. Нам пришлось ограничиться пожеланиями скорого возвращения Фрица и продолжать путь одним.