— Что ж, похвально, молодой человек... Особенно для офицера службы безопасности. Это лучше всяких рекомендаций.

Солнце стояло еще высоко. Всем было жарко, но на костистом лице генерала не блестело ни капельки пота. Он весь был матово-бронзовый, как его потемневшие плетеные погоны.

— Я прошу разрешения немедленно тронуться. В любой момент нас могут обстрелять. Эти бандиты...

— Меня больше интересует обед, — перебил генерал. — Разве теперь пост? Или встреча с партизанами отбила у вас аппетит?

— Прошу прощения, обед сгорел вместе с этой корчмой. Я осмелюсь предложить легкий завтрак: русская икра, датский сыр, французский коньяк. Только не здесь, С этой минуты я отвечаю за вашу жизнь, эксцеленц.

— В таком случае — марш! — снова посуровел Раухенберг. — Поужинаем в эшелоне.

Я поехал впереди, за мной машина генерала. Бронетранспортер замыкал маленькую колонну. Скрылся за кронами дубов старый придорожный крест. Немало завоевателей провожал он, сперва на восток, а потом — обязательно — на запад.

У мостика я увидел солдата в обгорелой куртке. Машина шла медленно. Я тут же узнал эсэсовца, который свалил меня на чердаке клуни ударом приклада.

— Чижик, гляди, седьмой! Вот этого недосчитался Запашный.

Он узнал меня слишком поздно, этот сбежавший эсэсовец, который добирался в город пешком, и до смерти обрадовался немецкой машине. А в машине ехала его смерть.

— Передашь привет твоему Шоммеру, — сказал Голованов, вскидывая автомат. — Это семьдесят третий. За Катю.

Ребята вынули из кармана соломенно-желтого мундира документы и сбросили труп в реку. Эта встреча оказалась кстати.

— Товарищи, у кого есть какой-нибудь советский документ?

Один из партизан протянул мне свой паспорт. «Даймлер» обогнал нас и остановился. Я подбежал к машине.

— Эксцеленц, это партизанский наблюдатель. Они часто переодеваются в нашу форму. Прошу посмотреть на его документ.

Генерал взял паспорт кончиками сухих пальцев:

— Какие из этого выводы, мой доблестный Арминий[103]?

— Возможно нападение. При обстреле умоляю не останавливаться. А еще лучше, если бы вы, эксцеленц, пересели в бронетранспортер.

Он опустил углы губ:

— Вы забываетесь, оберштурмфюрер! Я солдат, а не тыловой каратель. И потом, там очень жарко...