— Пока не знаю. Будем думать… Теперь о покушении на генерала де Голля. Ваши знакомцы имели к этому делу отношение. Но какое именно? И как дальше будут развиваться события?
— Я бы хотела добавить… Персона Четыре семь, судя по всему, очень важное лицо.
— Полагаю, весьма важное… Вот сколько загадок возникло. И все надо решить без задержки, с ходу! Значит, следует предельно форсировать конец операции. Ни часа промедления. Первая задача — не пустить на остров Ловетти и Лашке.
— Но каким образом? — Сизова вздрогнула, резко подняла голову. — Я вспомнила, что вечером должна быть у падре…
— Да, вас пригласили на ужин. Но что из этого?
— А вот послушайте… Вы уже знаете, Ловетти интересуется неким вредителем деревьев, сок которых идет на изготовление жевательной резинки. Разволновался, места себе не находил, когда Хосеба поведала о старой плантации, уничтоженной тем самым вредителем. Тут же попросил Хосебу начертить план местности, чтобы в ближайшее время побывать на заброшенной плантации.
— Я все помню. Однако какая здесь связь с задачей, которую надо решать?
Сизова стала излагать свой план. Мигель надолго задумался.
— Они настойчивы, алчны, — сказала Сизова. — Весь расчет на то, что не выдержат, если поймут, что кто-то может их обойти.
— Что ж, резонно. Однако следует помнить: даже если это получится, мы решим только половину дела. Вторая половина — задержать Ловетти и Лашке в сельве. Надо иметь фору во времени, чтобы успеть все сделать как следует.
— Опять кто-то должен отправиться с ними, кто-то из наших… — Сизова побледнела и осеклась.
Совсем недавно дочь с риском для жизни провела сложную комбинацию в сельве. Теперь предстояло снова подставить ее врагам — только Луиза могла отправиться с ними на заброшенную плантацию, только она одна. И надежд на ее благополучное возвращение почти не будет: чтобы задержать Ловетти и Лашке в сельве, придется заплатить самую большую цену…
СЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА
СЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА
Ужинали на террасе, выходившей в густо разросшийся сад. Для Луизы поставили кресло близ хозяина дома. Стол, что называется, ломился от блюд — кабаний окорок, с трюфелями и морковью; жаренная на открытом огне баранья нога с чесноком и сливами; далее гора сосисок — не каких-то американских “горячих собак”, а истинно гамбургских, прокопченных в березовом дыму и в такой нежной оболочке, что она лопалась при одном прикосновении.
А начался ужин с того, что повар с помощником внесли и торжественно поставили на стол ведерный фарфоровый супник. Крышку сняли, и в ноздри сидящим ударил такой аромат, что все захлопали в ладоши.