Шернер принадлежал к числу так называемых «гитлеровских» генералов, выдвинутых в противовес старым военным, которым фюрер боялся доверять после взрыва «генеральской» бомбы. Но если учитель — ефрейтор, то ученик не может стать фельдфебелем, ибо знания учителя ограничены его ефрейторской практикой. И теперь, когда Шернер был уже разбит, он все еще — так же, как поступал фюрер, — считал, что его тактика и стратегия превыше всего, что война идет по его планам и желаниям, а неудача, его постигшая, является лишь случайностью. Он продолжал думать, что внимание советских генералов целиком приковано к нему и к его окруженной группировке, и в своих письмах-докладах в главную ставку Гитлера утверждал, что сковал движение десятков советских дивизий. А между тем эти дивизии уже давно ушли на юг, а против Шернера и его деморализованных войск оставались только блокирующие соединения, правда еще носившие названия фронтов, но уже насчитывавшие вместо сотен тысяч бойцов — десятки тысяч, вместо пятисот стволов на километр фронта — десятки, вместо тысяч самолетов — единицы.

В дни этого великого передвижения армий Сибирцев снова встретил капитана Сереброва.

Батальон Сереброва, выведенный на отдых, находился в лесной полосе неподалеку от фронта. Стоявшие тут ранее части накопали землянок, построили баню и прачечную, так что в лесу появился целый военный городок. Еще совсем недавно такое средоточие войск вблизи от передовой было немыслимо, так как авиация противника немедленно нащупала бы его. А сейчас солдаты спокойно топили печи в землянках, на лужайке дымила кухня.

Серебров ласково потряс руку майора и заговорил громко, оживленно:

— Ну, как видно, скоро начнется большое дело!

— Почему вы так думаете?

— Представьте себе, вчера встретил Власова, он прибыл с артиллерийским полком из-под Кужая. Вот в этом лесу стоят танкисты, и среди них Яблочков и Подшивалов. Уж если весь наш резерв сошелся в одном месте, значит, тут скоро что-то начнется! Помяните мое слово! — И он, хитровато улыбаясь, поднял палец вверх.

Столько было уверенности и силы в маленьком капитане Сереброве, что Сибирцев даже залюбовался им, не сознавая, что в этот миг и сам он подтянулся, стал серьезнее, сильнее.

— Ну, а как вы? — спросил Серебров. — По-прежнему в штабе?

— Да, — неохотно отозвался Сибирцев.

Каждый раз, встречая фронтовых офицеров, Сибирцев испытывал странную зависть. Вот и сейчас при виде Сереброва он подумал, что, пожалуй, лучше чувствовал бы себя, занимаясь привычным делом строевого командира. Но Серебров изумленно поднял на него глаза, и столько было в этом взгляде осуждения, что Сибирцеву стало неловко. Ведь сам-то он всегда относился с особым уважением к деятельности штабных офицеров, от которых в новых условиях войны часто зависела не только победа в операции, но и количество возможных жертв. И он поторопился сказать: