Тысячи скелетов.
Они лежали на возвышениях, на камнях, в нишах, на площадках и уступах. Какие-то сидели, прислонившись к стене, другие уже рассыпались, превратившись в кучку костей. Скелетов было так много, что они сливались с камнем стен и образовывали каменные глыбы.
— Что это за место? — прошептал я.
— Хочешь верь, хочешь не верь, Бьорн, но ты находишься в аду.
Я посмотрел на него. Он не смеялся.
— В аду?
— Помнишь, я давал тебе почитать одну из рукописей профессора Джованни Нобиле насчет различных представлений об аде? Он считал, что может доказать, что наше иудейско-христианское представление об аде происходит от некрополя в вавилонском гроте. Вот он!
— Это не очень похоже на ад.
— Конечно нет. Тысячи лет ушли на то, чтобы превратить эти захоронения в пылающую преисподнюю Сатаны.
Я посмотрел по сторонам.
В аду…
— Каково, — сказал К. К., и на этот раз его голос приобрел игривость, — каково это — побывать в аду?
Я снова взглянул на выступы скал, на скелеты, нагромождение которых образовало нечто более похожее на каменные глыбы.
Неужели это подземное кладбище, эти имеющие естественное происхождение вавилонские катакомбы могли послужить источником для ужасных средневековых представлений об аде?
Не хватало пламени. И конечно — Сатаны. Люцифера, князя ада. А также Вельзевула и его демонов. И криков многих миллионов грешных душ, испытывающих вечные страдания.
С открытым ртом я смотрел в темноту грота. И вдруг начал смеяться. Очень странная реакция. Как бы то ни было, я оказался в аду. Но это казалось нереальным. Непостижимым. «Каждый из нас носит в себе свой ад», — писал римский автор Вергилий. У меня же их несколько. Увидеть, как твой папа падает со скалы в пропасть, увидеть, как твоя мама выходит замуж за своего любовника, — и то и другое событие не прошли для меня бесследно. Все эти годы я старался подавить безумные картинки, звуки и мысли. Крик папы. Измену мамы. Мой собственный ад. С годами не стало лучше. Врут те, кто говорит, что с годами становится легче. Не становится. Когда мои нервы завязывались в узел, мне негде было искать утешения. Только в темноте и тишине.
Как здесь.
В аду.
И вдруг я повернулся и побежал вверх по каменной лестнице.
— Бьорн? — крикнул мне вслед К. К.