— Отправляйся за этим человеком и следи за ним, мне необходимо знать все, что он делает. Не забудь присутствовать сегодня вечером при разговоре со Старшим-Из-Трех. Свидание назначено среди развалин: постарайся же спрятаться поближе к ним, чтобы слышать все, что они будут говорить.

— Повеление твое будет исполнено, господин, — отвечал ему факир и поспешил по следам ночного сторожа.

Удалившись в комнату, служившую ему рабочим кабинетом, Арджуна долго думал о борьбе, которую он решил начать. Этот брахматма был человек выдающийся, и его способности равнялись его гордости. Чувство гордости появилось у него в результате осознания собственных достоинств, которые до сих пор настолько признавались всеми, что Совет Семи и даже тайный трибунал ничего не предпринимал не посоветовавшись с ним. Положение его изменилось всего несколько месяцев тому назад. Произошла странная, необъяснимая вещь: несмотря на ежемесячные выборы, изменявшие состав Комитета Трех и назначавшие нового президента, каждый новый член наследовал ту же ненависть и обращался к нему с тем же оскорбительным пренебрежением.

Устав, удалявший верховного вождя из заседаний Тайного Совета, в действительности никогда не применялся к нему; можно даже сказать, что он существовал лишь для того, чтобы Совет мог заседать без брахматмы в том случае, если последний будет заподозрен в измене. Эта исключительная мера никогда не применялась против Арджуны — и вот в один прекрасный день Старший-Из-Трех, воспользовавшись ежемесячными выборами, уведомил его, что Совет Семи решил по-прежнему строго применять все правила устава, а потому с этого времени ему не только запрещается присутствовать на совещаниях Трех и Семи, но он кроме того не имеет права принимать сам никаких решений, так как Тайный Совет намерен принять на себя все решения и всякую ответственность за них.

С этого времени Арджуна очутился в роли простого исполнителя приказаний этих двух Советов, члены которого не вступал ни в какие личные отношения с ним, передавая ему свою волю через находившихся в их распоряжении факиров.

Сначала он думал, что в Совете Семи у него есть враг, которому удалось мало-помалу передать свою ненависть к нему всем остальным. Но этот Совет, который выбирался на трехлетие, возобновился в предыдущий месяц, — по крайней мере, он думал, что закон соблюдается точно, — а между тем поведение новых членов по отношению к нему было сколком с поведения прежних; мало того, они, по-видимому, усилили еще свое недоброжелательство, которое вылилось наконец в острую форму, вызвавшую разрыв, свидетелями которого мы были. Смутные подозрения зародились в душе его; эти подозрения еще более усилились после непонятной снисходительности Совета к падиалу.