Власьев сдержанно вздохнул.

— Много раз вспоминать приходилось! Забыть и сам не забудешь…

— Вам что-нибудь может подсказать из далекого прошлого фамилия Шкаликов?

— Как не может! Обязательно даже может! Только что же покойника вспоминать?

— Покойника? Откуда у вас такая уверенность, что он умер?

— Как меня председателем выбрали, написал ему письмо… Знаю… По себе… Трудно нам было, кто в плену побывал. А мне люди нужны. Приглашал его работать в колхоз. Жена ответила: умер, дескать! Утонул! Тому лет пятнадцать уже…

— Жив Шкаликов!

— Жив? Хм! Удивляться не хочу! Всякое может быть… Фокус, конечно, занятный! Но плохого вы от меня о нем не услышите! Жизнь он мне спас!

— Вы что же, без него не решились бы на побег?

— Побег? Оттуда? Из немецкого лагеря? Каждый час о побеге думал! И не я один! Только бежать некуда! Далеко не убежишь! Так хоть надежда какая — свои вот-вот придут! А побег — это очередь из автомата!

— Вас выводили на работы… Это было за пределами лагеря. Завалы, разрушения…

— Протокол нашего допроса, я вижу, вы изучили, Никита Алексеевич! Сохранился?

— Сохранился…

— Со Шкаликовым не беседовали?

— Ищем, чтобы побеседовать!

— Нового он вам ничего не расскажет! Бесполезно! Хотя придется объяснить, зачем умер! — Власьев грустно усмехнулся: — Выжил я, товарищ полковник, потому, что умел молчать. Разные там и всякие подворачивались с разговорами о побеге… Может, кто и искренне искал попутчиков, а чаще — от лагерного начальства проверку делали… Игру такую любили. Сколотит провокатор группу для побега, соберутся. Немцы даже помогут. Только из лагеря долой — они следом… И весело, и начальству реляция, вот, дескать, какие мы молодцы ребята! Никто от нас уйти не в силах! Шкаликова откуда-то перевели. Шальной он, что ли, или испугался, что из нашего лагеря уже никуда не переведут. Он прямо в открытую предлагал всякому и каждому… Бежим — и все тут!

— На этот раз вы не испугались, что это провокация?

— Я опять же ничего ему не ответил… Завалы, обвалы там всякие… Это все не существенно… Шкаликов ударил по очкам немецкого солдата. Сбил очки. Голубев вырвал у солдата автомат и прошил очередью немца. Как они убили немца, я сразу и решил — можно бежать! Если Шкаликов провокатор, то и ему беда! Не простят! И в побеге он не выдаст…

— Вы этого не рассказывали на допросе…

— А если Шкаликов не провокатор, а просто шальной и отчаянный малый? А? Загубил бы я его таким предположением! Потому и не рассказывал…