В тот момент, когда он жадно вдыхал в себя воздух и набирал его в легкие, всплыл подле него, благодаря своему спасательному поясу, и Гроляр, но всплыл как бесчувственное тело, без малейших признаков жизни.

Ланжале поспешил надеть и на себя свой спасательный пояс, так как чувствовал, что силы покидают его, а обморок на воде, без спасательного пояса, был бы верной смертью. Снарядившись со всей возможной поспешностью, он принялся приводить в чувство сыщика, который, в сущности, потерял сознание скорее от страха, чем от чего-либо другого. Нескольких капель коньяку было достаточно, чтобы вернуть его к жизни. Обморок его наступил так внезапно, что он не успел даже хлебнуть воды, и это отчасти спасло ему жизнь.

— Спасен! И опять тобой! — воскликнул он, раскрыв глаза и придя в себя. — Уже в третий раз! Скоро я уже и счет потеряю!

— Ну, этот раз можешь и не считать, так как, отстаивая тебя от акулы, я в то же время отстаивал и себя!

— Так-то так, но я все-таки знаю, что говорю, ведь не для собственной же своей забавы ты нырял за мной под воду. Я отлично помню, что это чудовище увлекло меня за собой, и затем я потерял сознание. Все, что ты сделал для меня, я отлично помню, — и настанет день, когда я вознагражу тебя за все это с лихвой!

— Ну, об этом мы успеем еще поговорить, а теперь нам надо спешить покинуть эти опасные места, так как акула может выплюнуть доску и вернуться сюда за нами.

Вдруг Гроляр прервал своего друга радостным восклицанием. Услыхав о возможности возвращения акулы, смертельно напутанный сыщик окинул взглядом море и вдруг увидел то, что невероятно обрадовало его.

— Смотри! — крикнул он Ланжале. — Твой риф как будто приблизился к нам!

Парижанин взглянул в том направлении, куда указывал сыщик, и также разом повеселел.

В то время как его мысли были всецело заняты акулой, сильный ветер, поднявшийся с юга, погнал предмет, принятый Ланжале за риф или обломок судна, прямо на потерпевших крушение, и теперь этот предмет покачивался на волнах в каких-нибудь ста метрах от них. Это была индейская пирога, угнанная бурей, вероятно, в прошедшую ночь.

Трудно описать ту радость, какую испытали товарищи по несчастью при виде этого утлого судна, так как до сего времени они затруднялись представить, каким образом достигнуть того берега, который был замечен Ланжале на рассвете и который теперь ясно вырисовывался на краю горизонта; туман, застилавший его на заре, теперь рассеялся под горячими солнечными лучами.

— Ну, на этот раз ты можешь меня подождать, покуда я приведу тебе пирогу! — сказал Парижанин, собираясь снова проявить все свое искусство сильного и быстрого пловца.