Ланжале остановился и с некоторым разочарованием окинул взглядом всю местность. Видимо, он затруднялся, что ему теперь делать, как вдруг знакомый насмешливый голос коснулся его слуха:

— Tc-c!.. Да ведь это Парижанин! Прощай, старуха!.. Ну, как ты поживаешь с тех пор, как мы не виделись с тобой? Недурно, не правда ли? Ну, и мы тоже!

— Эге, да это Пюжоль!

— Ну конечно, Пюжоль из Бордо, первейшего города после Парижа!

И не переставая говорить и смеяться, друзья горячо обнялись и расцеловались. Между прочим Ланжале объяснил, что привело его на остров.

— Мы знали, что против нас снарядили целую экспедицию, — сказал Пюжоль, — капитан Уолтер Дигби хотел было помериться силами с этими акулами, которые намеревались нас проглотить, не разжевывая. Кроме того, что наш авизо затянут в такой корсет брони, как любая жена префекта, и что у нас такие орудия, которые на расстоянии трех километров превращают любого гражданина в мокрое местечко, у нас здесь есть такие гроты, о которых никто и подозревать не может, а в них у нас такие батареи, от которых и черту в пекле жарко бы стало, если бы он их отведал. Мы от всего вашего флота не оставили бы щепы! Но когда мы увидели французский флаг, то сказали себе: «Стой!» И я, и Порник, и Данео. «Стой!» — сказали также господин Бартес и господин де Ла Жонкьер, — мы будем драться с кем угодно и проделывать, что угодно, но убивать своих, в числе которых, быть может, есть и бордосцы, и марсельцы, и бретонцы… Нет! Этого никогда не будет! Все-таки глаза закрывать нам не подобало, и мы решили следить за каждым движением эскадры. Вот почему ты и нашел меня здесь. Я, так сказать, часовой; вот почему я окликнул тебя так ласково, а товарищи в других местах расставлены тоже на вахте; с разных пунктов наблюдаем…

— Хорошо, что ты меня окликнул, Пюжоль, а то я уже начинал беспокоиться. — Ну, а «Иен» где же у вас стоит?

— «Иен»? «Иена» нет больше! Экипаж не соглашался плавать под китайским флагом, больно опасно стало; так его перекрасили, подняли на нем американский флаг и назвали «Лебедем», знаешь такую птицу, похожую на гуся с журавлиной шеей… Американцы все же люди, их приходится уважать, а китайцы что? Пешки!

Разговаривая таким образом, друзья шли вдоль самого широкого из каналов и минут через десять ходьбы оказались подле громадного темного грота, уходящего глубоко вглубь в самые недра земли; здесь, в этом гроте, под его темным сводом, стоял на якоре авизо, переименованный теперь в «Лебедя».

Приход Ланжале вызвал здесь столько же удивления, сколько и радости; однако Эдмон Бартес не давал слишком много воли своему оптимизму и отказался вступить в переговоры с командующим французской эскадрой. Гастон де Ла Жонкьер, близко знавший адмирала Ле Хелло, старого друга его семьи, сразу понял, какие выгоды он может извлечь из этой встречи, и приготовился последовать за Парижанином на командирское судно соединенных эскадр.