— Я в Минске с полгода не был. Как он там?

— Не узнаете: строится, растет — день ото дня становится красивее!

— Как и вся наша страна. Так и должно быть! А урожай под Минском какой?

— Не хуже нашего. Хлеба и травы прекрасные. Будет у нас и хлеба и кормов вволю. Вам, железнодорожникам, придется потрудиться с перевозкой зерна.

— Перевезем. Скоро уж и вагоны под зерно начнут прибывать.

— А своих слесарей на уборочную готовите посылать?

— Готовим. Поможем.

— Дело доброе! Уборка уже не за горами.

Они вышли на привокзальный двор. Райкомовская «эмка» ждала у киоска.

Шофер улыбался, приветствуя обоих.

— Садитесь, товарищ Заслонов, подвезем, — предложил Ларионов.

— Благодарю, мне недалеко. Я хочу пройтись, вечер-то какой чудесный! Завтра я вдоволь накатаюсь на своей «жар-птице».

— У товарища Заслонова мотоцикл — красота! — похвалил шофер. — «Промет». Настоящая «жар-птица»!

— Как же, как же, знаю, видел! — ответил секретарь райкома, садясь в «эмку». — Так заезжайте к нам, товарищ Заслонов! — крикнул он в спущенное окно, когда машина легко взяла с места.

Константин Сергеевич направился домой.

Подходя к дому, он уже издали увидал своих: жена сплела с книгой у раскрытого окна, а «бусеньки», как называл Заслонов дочерей, играли в палисаднике. Младшая Иза — ей было полтора года — бегала, а восьмилетняя Муза делала вид, что ловит сестренку и не может поймать. Потом, вероятно, мама сказала им из окна: «Дети, папа идет!»

И обе девочки, увидев отца, кинулись к нему навстречу.

Иза неумело, но что было сил бежала впереди. Красный бант в ее волосах смешно подпрыгивал. А Муза — сзади, за нею, готовая подхватить сестру, если она будет падать.

Тогда Константин Сергеевич тоже пустился бежать им навстречу. Он не просто бежал, а при этом смешно приплясывал, выделывая ногами уморительные коленца.

Муза хохотала, глядя на то, что́ делает отец, а Иза была всецело поглощена своим бегом. Она взглянула на отца только тогда, когда очутилась у него на руках.