Читатель увидит ниже, что Густапс и Йорник не без причины прошли сначала к себе в палатку, а не явились прямо к герцогу.

Войдя в помещение станции, они искусно разыграли сцену изумления при виде лежащего Гуттора. Они держали себя так, как будто только сейчас узнали о приключении с богатырем.

Когда Йорник начал излагать Фредерику Бьёрну результаты поездки, Густапс вдруг перебил его, жестом показывая, что он желает что-то объяснить.

— Что он говорит? — спросил герцог у Йорника.

— Он находит, что здесь очень жарко, и просит позволения снять на минуту капюшон.

— Сколько угодно! Есть о чем спрашивать! — отвечал герцог.

Эскимос, не торопясь, развязал ремни капюшона и откинул его.

Показалось черное скуластое лицо, настоящее лицо эскимоса.

Грундвиг и Гуттор были изумлены.

Не такого человека ожидали они увидеть. Тут даже Грундвиг нашел, что Гуттор слишком уже увлекся своим воображением, когда ему показалось, что он видел белые руки и белую шею Густапса.

«Но ведь не во сне же я это видел!» — думал бедный богатырь.

Когда он после ухода эскимосов поделился своим раздумьем с Грундвигом, тот отвечал:

— В темноте тебе могло показаться, глаза твои были воспалены от холода, немудрено было ошибиться.

Старику хотелось прибавить:

— Что же касается до слышанных тобой слов, будто бы сказанных немым, то это, по всей вероятности, был не более как шум ветра.

Однако он промолчал, не желая огорчать друга.

Что бы он сказал, если бы знал, что в пещеру приходил настоящий эскимос, не имеющий ничего общего с Густапсом, который все время сидел у себя в палатке?

Эскимос был тот самый, который принял сани от Густапса и Йорника по их приезде и который рассказал им о приключении с Гуттором. Узнав, что богатыря подняли около палатки, Густапс понял, что Гуттор подглядывал за ее обитателями. Осмотрев ее материю, Густапс нашел даже дырку, проколотую богатырем. Тогда-то он и задумал подставить вместо себя другое лицо, чтобы обмануть обоих норландцев.

Простоватого эскимоса ему без труда удалось уговорить, чтобы он вместо него пошел к герцогу.

— Тебе даже говорить ничего не придется, — убеждал Йорник, — потому что Густапс немой. Тебе только придется, из учтивости, сослаться на жару и попросить у герцога позволения снять капюшон, который перед уходом ты наденешь опять.