Рассуждения этого человека мне показались верными и вполне убедительными. Я взял деньги, которые он предложил, а он поднял мою жену, посадил ее на одного из своих волов и поспешил уехать.

Я тоже пошел своим путем и добрался до дому уже поздно вечером, с обожженными ногами, так как весь день шел по раскаленному песку.

— А где же твоя жена? — спросила меня мать, с удивлением видя меня одного.

Я ей рассказал со всеми подробностями обо всем, что произошло с самого моего отправления из дома, и о том, что случилось дорогой с моей женой, и о том, как я рассудил, что лучше продать ее купцу, который со мной встретился, чем быть свидетелем ее неминуемой смерти да еще подпасть под подозрение, что я сам и был ее убийцей.

Мать моя, задыхавшаяся от негодования при этом рассказе, некоторое время и слова не могла вымолвить. Но потом ее гнев прорвался с неудержимой силой. Она не находила достаточно сильной брани и упреков, чтоб высказать мне свое ожесточенное чувство.

— Безумец, дурак, презренный! — кричала она. — Продать жену! Отдать ее чужому человеку! Жена брахмана, проданная подлому торгашу! Да что теперь о нас подумают, что скажут люди нашей касты! Что скажут родители этой несчастной, когда узнают о такой гнусности! Кто поверит такой глупости, такому неслыханному безумию!

Печальная участь, постигшая мою жену, не замедлила дойти до сведения ее родителей. Они кинулись к нам взбешенные, с дубинами в руках, решив забить меня насмерть. Да так бы и случилось и со мной, и с моей бедной, ни в чем не повинной матерью, если бы мы, заслышав о том, что они идут на нас, не поспешили спастись бегством.

Не успев расправиться с нами своим судом, родители обратились в наш кастовый суд, который единогласно постановил взыскать с меня пеню в двести пагод за бесчестье. Сверх того, было объявлено, чтобы никто не смел выдавать за меня замуж дочь под страхом исключения из касты. Таким путем я и был осужден на вечное одиночество. Хорошо еще, что меня не изгнали из касты; этим я был обязан доброму имени, заслуженному моим отцом, которого многие еще помнили.

Можете теперь сами судить, насколько эта черта глупости превышает все, что рассказывали мои спутники, и насколько основательна моя претензия на первенство.

После зрелого обсуждения всех обстоятельств дела почтенные судьи решили, что все четыре брахмана дали непреложные доказательства своей глупости и что все они имеют одинаковое право на первенство в этом отношении. Посему каждый из них смело может считать себя самым глупым из всех четырех и приписывать привет воина исключительно себе одному.