За машинными помещениями были расположены камеры, вмещавшие свыше тысячи тонн всякого рода консервов, припасов и напитков, так что можно было прокормить весь наличный персонал «Ремэмбера» в течение по крайней мере пятнадцать лет. По обе стороны корпуса, то есть по бакборту и по штирборту, размещались каюты экипажа и кухня.

Передняя часть «Ремэмбера» также была отведена под личную квартиру капитана, так что последний располагал двумя совершенно одинаковыми помещениями на корме и на носу и переселялся из одного в другое в зависимости от обстоятельств. Главное преимущество этого заключалось в том, что как носовая, так и кормовая каюты управления были совершенно отрезаны от всех остальных помещений его личными квартирами, состоящими и тут, и там из пяти больших комнат, совершенно недоступных посторонним лицам.

Красный Капитан, покончив со своими чертежами, планами и вычислениями, построил маленькую модель своего будущего колосса, уменьшенную в пятьдесят раз, и в павильоне над прудом испробовал ее на воде, на суше, в воздухе и под водой. Эти испытания он продемонстрировал приезжему русскому офицеру, которого привел в неописуемый восторг, что и побудило последнего дать ему средства и возможность осуществить на деле его мечту.

Но по прошествии шести месяцев Иванович возвращался из Петербурга значительно охладевшим к этой диковинной затее. Не то чтобы явно не одобряя его, так как он был другом Великого Невидимого, его коллеги, то есть остальные члены Верховного Совета, назвали его фантазером и мечтателем, и у него самого с течением времени впечатление от видимого им чуда несколько побледнело; кроме того, один очень серьезный ученый, член Парижской Академии наук, которому он рассказал об этом, конечно, только в общих чертах, выслушал его с недоверчивой улыбкой и заявил, что это нечто совершенно невозможное, хотя и не противоречащее явно законам физики.

— Вы видели в действии только модель, — сказал он. — Пусть так, но построить игрушку — это одно, а воспроизвести ее в машине колоссальных размеров — совершенно другое!

Словом, Иванович нервничал и в продолжение всего пути упорно хранил молчание. Красный Капитан, неприятно задетый его поведением, также делал вид, будто не замечает его присутствия, и сам молчал.

Счастливейшим человеком в данный момент был зато Джон Прескотт, который имел теперь вместо одного двух воображаемых оппонентов, сговорившихся против него, якобы подавляющих его своим большинством и лишающих его свободы слова и мнений. Дэвис, издавна привыкший к его беспричинным нападкам, ограничивался тем, что усмехался время от времени, не проронив ни единого слова, но Литлстон, не встречавший никогда сопротивления со стороны мистера Дарлинга, которого он распекал вволю в течение многих лет, никак не мог примириться с этими ни на чем не основанными обвинениями своего нового сослуживца и пытался протестовать.