Чужой голос, совсем не похожий на голос туркмена, окончательно вернул Джэксона к действительности. Он открыл глаза. Нет, это не мираж. Тогда что за люди его окружают? К кому они попали?

Сидней приподнял голову и настороженно осмотрелся. Увидел на выгоревшей фуражке Матвеева пятиконечную красную звезду. Сразу стало легко, свободно. Джэксон улыбнулся потрескавшимися губами.

Свои!..

Он хотел было снова лечь на подостланную шинель, но встрепенулся. Приподнялся на локтях.

— Кто командир? — прохрипел Джэксон. — Позовите командира…

— Не беспокойтесь, товарищ, надо лежать тебе, — говорил Матвеев. — Надо окрепнуть. А потом и поговоришь с нашим командиром.

Но Сидней настаивал. Он должен сейчас же видеть командира, немедленно! Он должен сообщить нечто очень важное.

Матвееву ничего не оставалось другого, как отправиться за командиром отряда. Джэксон требовал «самого главного».

Вскоре к повозке, на которой лежали Джэксон и Мурад, все еще не приходивший в себя, подъехала группа кавалеристов. Они спешились, подошли. Один из них протянул Сиднею руку:

— Джангильдинов. Военный комиссар Тургайского края, командир отряда.

Джэксон внимательно всматривался в незнакомого человека. Джангильдинов был среднего роста, плотный, с мягкими восточными чертами лица. В его глазах, темных и внимательных, светились доброта и проницательность.

Сидней, собрав свои слабые силы, приподнялся, уперся локтями.

— Надо сообщить… Срочно сообщить в Ташкент, сообщить в Москву! Они подняли мятеж с помощью англичан…

Сидней злился на свою слабость, старался скорее рассказать о трагической гибели чрезвычайного комиссара по делам Закаспийской области Флорова, о разгроме Ашхабадского ревкома, о том, что английские военные специалисты руководят мятежниками.

Колотубин стоял рядом с повозкой и слушал. Несколько недель назад ему и Джангильдинову уже рассказывали о положении в Ашхабаде, о мятеже, об англичанах. Колотубин вспомнил Царицын, просторный вагон-салон и ровный, с типичным кавказским акцентом голос наркома Сталина. А сейчас перед ним на повозке живой свидетель тех кровавых событий, чудом избежавший смерти, одолевший немыслимое расстояние по горячим пескам Каракумов, чтобы сообщить об ашхабадской трагедии.

Когда Сидней кончил говорить, Джангильдинов положил руку на плечо Джэксона:

— Спасибо, товарищ, за службу революции. Сейчас вам надо отдохнуть, набраться сил. Впереди трудные бои. — И, немного подождав, добавил: — Товарищ Ленин уже знает все. И о мятеже, и об интервенции англичан, и об открытии Закаспийского фронта.

От каждого слова Джангильдинова у Сиднея спадали тревога, беспокойство, которые столько времени заставляли жить, двигаться.