— Увидите в бою.

— Начали-то вы, как во Франции: каждый летал сам и дрался сам. Хорошо, знайте же: вы первый живой летчик «Нормандии» в наших руках. Прежде чем расстрелять, мы сделаем из вас пропагандистский номер. Будем возить и показывать как предателя, который служит большевикам.

— Прекрасно. Я сгожусь и в этом качестве моей Франции. Но с этой минуты я не отвечу больше ни на один ваш вопрос.

Ив Майе, так звали этого дерзкого заключенного, бежал бессчетное число раз, но никогда ему не удавалось пересечь линию фронта. Он упорно молчал, и при поимке на установление его личности уходили месяцы. Вторично приговоренный к расстрелу — за очередной побег, он в день, назначенный для казни, бежал в… лагерь. Подпольный комитет заключенных неузнаваемо загримировал его. Фронт уже гремел рядом. Продержаться оставалось последние дни, часы…

В другом концлагере, где-то в глубинке рейха, сидели Жан Бейсад и Константин Фельдзер. Они доверились соотечественнику, который в лагере пек булки — то же самое он делал до войны. Летчики попросили у него хлеба на дорогу. Той же ночью они были подняты с нар: «Большевики! Бежать?..» Все-таки они выживут, вернутся и после войны, разыскав булочника, начнут против него судебный процесс. Синдикат булочников города пригрозит встречным обвинением — «за диффамацию, оскорбление чести узника гитлеровских концлагерей». Подумав, летчики заберут свой иск назад.

Нация была глубоко поранена и разъединена. Освобождение сразу же сотрет имя Франкрейх. Но, чтобы вытравить коллаборационизм духа, потребуются годы и годы. Парадокс в том, что он был многолик. Одни служили и возвышались, другие были даже страдающей стороной, но при этом и те и другие принимали идею сотрудничества с врагом. Дальше шли лишь оттенки: кто более пылко, кто менее… В годы преодоления коллаборационизма, всячески скрывая отметины на совести, горячо зато выставляли напоказ анкетные шрамы и шрамчики.

Что летчики «Нормандии» в СССР дивились странным, с их точки зрения, обычаям незнакомого народа, в том ничего вопросительного нет: естественная реакция на новую обстановку. Советским военнопленным, бежавшим из фашистских застенков во Франции, — а они создали тридцать пять собственных отрядов, участвовали еще более чем в двухстах партизанских группах, — наверняка пришлось испытать такие же чувства в их будничном погружении во французский быт. Есть или не есть лягушек, кормить просом канареек или варить из него кашу, что считать котлетой: цельный кусок мяса, как во Франции, или замешанный на яйце и хлебе фарш, тут нигде не поставишь знак равенства.