Сморчков поднимал глаза на иконки, на тусклое золото былого, не испытывая никакого религиозного порыва. Все это представлялось аляповатым, безвкусным, никому не нужным и неинтересным. Потом он смотрел на старые книги дореволюционных изданий, но не трогали и они.

После долгих размышлений он наконец взял чистый лист бумаги и твердым почерком написал:

«В смерти моей прошу никого не винить. Я тяжко болен. Болен безнадежно. От смерти меня отделяет небольшой срок. И я решил избавить себя от неизбежных мучений, связанных с болезнью, избавить от ненужных и, по сути, бесполезных хлопот тех, кому я не безразличен. Те небольшие средства, какие мне удалось накопить, я завещаю на нужды кружка художественной самодеятельности. Меня прошу похоронить на городском кладбище в самом укромном месте и на могиле моей сделать надпись: Александр Богодухов, артист».

«В смерти моей прошу никого не винить. Я тяжко болен. Болен безнадежно. От смерти меня отделяет небольшой срок. И я решил избавить себя от неизбежных мучений, связанных с болезнью, избавить от ненужных и, по сути, бесполезных хлопот тех, кому я не безразличен. Те небольшие средства, какие мне удалось накопить, я завещаю на нужды кружка художественной самодеятельности. Меня прошу похоронить на городском кладбище в самом укромном месте и на могиле моей сделать надпись:

Что ж, теперь остается принять эти таблетки. И — все. Он насыпал их на ладонь для верности больше, чем следовало. Опрокинул в рот. Запил водой. Ему казалось, будто все это происходит уже не с ним.

Он прилег на постель.

…Нет, это все не с ним. Он стоит на вокзале и встречает с цветами Нину. Вручает ей цветы. Она смущена… А вот она переступает порог его дома и мелодия наполняет квартиру. Вот иконка в ее руке. И на иконке она. Значит, я ей молился?.. Включил настольную лампу. Нина рядом. Пьет чай без сахара… Вот ее нет, но он пьет из ее чашки… А это мочалка бороды Бронислава Бусыло. Его холодные глаза… Не надо рассказывать о плафоне, не надо о тендере. Молчи о кожухе… Надо убрать Мишку… А я — Богодухов, да, Анна Максимовна, я хочу быть Богодуховым! Вы не замужем? Вы счастливы?.. Вот Нина идет с Михаилом. Мимо, мимо проходит мое счастье в розовом, в белом платье… Нина, осторожно, там Эдик, он убьет вас! Надо не вас, надо Мишку и Чижикова! Это он, Чижиков, самый опасный. Если бы не он, давно уже Мишки не было бы! Это лиса — Лука Белов! Он, он уберет Мишку. Эдик — это ошибка!.. Надо расходиться по одному!.. Липа, вам пора, вам пора, Олимпиада Федоровна!.. Карету мне?.. Нет, это вам пора!.. В вагоне-ресторане, я говорил вам, — пустое дело, он найдет, найдет и икру! И в котле найдет… Сегодня занятия кружка не будет… Да, я диспетчер!.. Но это тупик!.. Вас вывели из суда! Вас поставят перед судьей. А я не виноват!.. Я — артист! Моя мечта — театр одного актера!.. Неужели хозяина засекли?.. Нет, я в первый раз слышу об улице Шевченко!.. Никаких покушений на Кулашвили не устраивал!.. Это все они! Нина может подтвердить. Моя стихия — искусство чтеца. И еще депо. Но я решительно не при чем!.. Нина, скажите, скажи им всем, кто я такой! Скажи им всем! Мне все равно, но надо сказать им, чтобы меня не оболгали! Ведь перед смертью человек не лжет. Нет, я умирать не собираюсь. Я — вечен! Я — всюду!.. Нина!..