12

Последний, самый тяжелый разговор с Леной.

— Я завтра уезжаю, — сказала она, глядя ему в глаза. — С мамой, в Крым…

— Ты, кажется, не собиралась, — упавшим голосом проговорил Леонид.

— А теперь надумала! — с вызовом бросила ему Лена. — Лето прошло, а я его и не видела, просидела в четырех стенах. Два раза в кино сходила да один раз на танцы. Чего-то ждала…

— Когда вернешься? — спросил он.

— Это не имеет значения, — ответила Лена и опустила глаза.

— И не напишешь?

— Зачем?

— Понятно… — тяжело вздохнул Леонид. — Значит, незачем…

— Леня, я, наверное, не люблю тебя! — Лена опять посмотрела ему прямо в глаза, слегка краснея при этом. — Ты знаешь, еще вчера я тебя ждала, и если бы ты пришел… Но ты не пришел, и мне нисколечко не стало от этого грустно. Даже наоборот: стало как-то совсем легко, словно я загадала — и все исполнилось…

— Ты в котором часу уезжаешь? — перебил ее Леонид нервно.

— В половине девятого утра, — помедлив, ответила Лена.

Леонид прикинул. Нет, в это время он должен быть на работе.

— Да, конечно, — покивала Лена. — Работа… Самое смешное то, что я ревновала тебя только к работе и никогда — к женщинам… Не хочу ждать! Если бы хоть знать, что со временем все переменится. Но ты даже не обещаешь ничего… — Она дотронулась до его руки. — Видишь, я такие жестокие слова тебе говорю, а ты молчишь!.. Значит, ты тоже меня не любишь. Так?

— Нет, не так, — сказал Леонид. — Но какая тебе разница?

— Если б ты меня любил, то сделал бы, чтоб нам обоим было хорошо. Ну хотя бы постарался. Хотя бы пообещал…

Ничего он не мог ей пообещать. Ничего, кроме своей любви.

13

Утром пришел пакет из Ульяновского архива. Сообщалось, что по имеющимся документам царской охранки Флоренский Владимир Степанович проходит как эсер: в 1906 году он арестовывался как один из руководителей симбирской группы эсеров-боевиков.