— Негодовали, а все-таки делали свое дело, — с иронией проговорил Леонид. — Думаю, на этот раз вам не удастся свалить все на слишком молодой возраст. Как-никак вы были в то время уже чиновником шестого класса. Коллежским советником!

— Кем бы я ни был, — грустно покачал головой Флоренский, — но в переселенческом управлении я проработал недолго. Как только я понял, к каким последствиям ведет в конечном счете моя деятельность, тотчас же стал проситься в другое место. Вскоре меня отозвали в Петербург, и я получил назначение, связанное с продовольственным снабжением населения.

«Опять выкрутился, ну и ловок!» — с досадой подумал Леонид.

— Итак, вы по-прежнему утверждаете, что до октября семнадцатого года не состояли ни в каких политических партиях?

— Совершенно верно, — кивнул Флоренский. — Не состоял.

— В таком случае еще один вопрос: будучи министром в колчаковском правительстве, вы также оставались беспартийным?

Флоренский заметно смутился. Смутился и отвел глаза в сторону!

— Не подумайте, что я пытаюсь скрыть от вас очевидные факты… Просто я не придавал этому значения… Видите ли, став министром, а точнее — еще раньше, поступив на службу в так называемое Временное Сибирское правительство, я вынужден был объявить о своей партийной принадлежности. Хотя формально я ни в какую партию не вступал, у меня даже не было членского билета, а самое главное — сам я и в то время, и позднее считал себя беспартийным…

— Членом какой политической партии вы себя объявили?

— Социалистов-революционеров, иначе — эсеров. В память о брате и только поэтому я вписал название этой партии в соответствующую графу анкеты, которую мне предложили заполнить.

— Но факт остается фактом: вы опять пытались ввести следствие в заблуждение, — решительно изменил тон Леонид. — Не понимаю, к чему вам все эти увертки! Было бы лучше, если бы вы сразу сказали правду. Вы же понимаете, что у меня на руках неопровержимый документ! Неопровержимый!

— О боже! — театрально воздел руки Флоренский. — Да понимаете ли вы, что, находясь на посту министра, я не мог объявить себя беспартийным! Из всех партий, которые признавались правительством Колчака, я выбрал для себя самую, как мне тогда казалось, левую… А та запись о моем аресте — ее вы тоже считаете неопровержимым документом? — есть не что иное, как самая настоящая филькина грамота, составленная полицейским с четырехклассным образованием. Повторяю еще раз: меня приняли за моего брата!

— Чем вы можете это подтвердить? — спросил Леонид.

— Наверное, ничем, — сокрушенно мотнул головой Флоренский. — Ох уж эти мне документы! Бумажки, которые вначале ровным счетом ничего не стоят, но с годами каким-то непостижимым образом набирают вес и в конце концов уподобляются каменным плитам, способным раздавить тебя в лепешку…