Что касается плунжерного станка, то один из приехавших инженеров вспомнил, что на заводе, где он работает, в одном из цехов, установили точно такой же станок. Вернувшись в Свердловск, он выслал оттуда схему расположения плунжеров, и благодаря этому станок удалось быстро запустить. Производительность его превзошла все ожидания. Среди множества рассчитанных Флоренским вариантов в его записке был и этот…

32

Если бы года полтора тому назад Козловского спросили, доволен ли он своей жизнью, он, не кривя душой, мог ответить, что, пожалуй, да, доволен. Хотя много в этой жизни было такого, что, мягко говоря, не могло не огорчать его, старого интеллигента.

И даже воспоминания о другой, совсем не похожей на эту, жизни не омрачали его существования. Воспоминания о тон далекой, невозвратимой поре, когда у него был свой двухэтажный каменный дом, свой выезд, кругленький счетец в банке и красивая молодая жена. Не Зинаида, нет. А сам он работал управляющим на крупной суконной фабрике, принадлежавшей его отчиму.

Что правда, то правда: не хотелось ему со всем этим за здорово живешь расставаться. Как мог, отстаивал свои прежние права: стал одним из организаторов заговора, направленного на свержение в городе Советской власти. А когда заговор провалился и Козловскому пришлось бежать из города, он добровольно вступил в армию Колчака и прошел с нею почти весь путь до Урала и обратно к Иркутску. За это сравнительно короткое время он получил два сильно повлиявших на его умонастроение известия: о самоубийстве отчима и о том, что красавица жена покинула его дом и уехала из города с одним из колчаковских генералов.

Провалявшись около месяца в тифозном бараке — где-то между Омском и Иркутском, — он решил не возвращаться в свою часть.

Он приехал в родной город и увидел свой дом, наполовину разрушенный взрывом. Город совсем недавно был освобожден от белых, и жизнь в нем еще не наладилась: на улицах пусто, во многих домах выбиты стекла, магазины и лавки закрыты. Козловский был в старой солдатской шинели и весь оброс бородой, поэтому без опаски, не дожидаясь, пока стемнеет, вошел в свой дом. Он поднялся на второй этаж уцелевшей части дома, где находился его кабинет. Ужаснувшись при виде учиненного здесь разгрома — разбросанных по полу книг и бумаг, сломанных кресел и залитого не то вином, не то кровью стола, — он подошел к шкафу, в котором за книгами находился вмурованный в стену небольшой сейф. Он был открыт. Из всего, что имело для Козловского какую-то ценность, остался лишь диплом об окончании института.