— Ну как он?

— Подхалюзин? Все так же. Попостился, теперь добавки требует. Но молчит.

— Заговорит. Никуда он от фактов не денется. Положение вещей придется принимать таким, каким оно складывается, а не таким, каким ему хотелось бы.

…Дальнов и Орлов миновали двор, вошли в помещение внутренней тюрьмы. Разделись в прихожей оперчасти.

Шли они сегодня не к Подхалюзину. Тому надо еще прийти в себя. В узкую камеру допросов с высоко поставленным зарешеченным окном был доставлен другой этапированный — Казаков Михаил Алексеевич, бывший курсант власовской «зондеркоманды». Ему тридцать лет, но выглядит гораздо старше Подхалюзина. На костистой, с вдавленными висками голове мелкий ежик сивых волос, нервно мигающие глаза расположены близко к переносице, тело худое, сутулое. Когда разрешили сесть, положил руки на колени. Тонкие, почти без мышц пальцы подрагивали.

Николай Борисович занял за столом следовательское место, Дальнов пристроился с торца. Раскрыв кожаную папку, Орлов передал Дальнову несколько из тех листков, что изучал у себя в кабинете, а сам какое-то время внимательно рассматривал Казакова, обдумывая начало допроса. От первых фраз следователя зависит порой удача и неудача разговора.

— Казаков, — обратился наконец к заключенному, — срок наказания, определенный вам военным трибуналом, истек в июне этого года. Почему вы до сих пор не на свободе?

— Раз кончился, возьмите да отпустите, — произнес Казаков, стараясь не хамить, придать словам оттенок тоскливой шутки. — Будто не знаете, — кивнул на бумаги, — там, поди, все сказано.

Дальнов нашел нужный листок, в котором «все сказано» — копию приговора специального лагерного суда. Виновным Казаков признан сразу по нескольким статьям Уголовного кодекса РСФСР, в том числе за внутрилагерный разбой. Дальнов покосился на тщедушную фигурку допрашиваемого. Тоже мне, разбойник… Осужден, как и первый раз, к 10 годам ИТЛ. И когда? За два месяца до окончания срока…

— Не буду скрывать, Казаков, — продолжал Николай Борисович, — мы проверяли, в полной ли мере вы понесли наказание за сотрудничество с немцами. Действительно, в плен вас взяли летом сорок четвертого года, во власовскую армию вступили в октябре.

— Зачем вам это? — не утерпел Казаков.

— Дело в том, что кое-кто сумел увильнуть от заслуженной кары. Не разглядели сразу-то, что у них руки по локоть в крови, а им, как и вам, дали десять лет или того меньше. Наслаждаются свободой и слушают: не запылает ли новая война, чтобы опять за нож схватиться… Ладно, не будем говорить общими словами. Подойдите сюда.