«Я хотел быть патриотом, — рассказывал Ланской подполковнику Шиленко, — то, что я делал, казалось пустяком. Передавал Адаму Терентьевичу, что видел в штабе и на территории батальона, что слышал от русских, которые служили немцам. Только и всего».
«Я хотел быть патриотом, — рассказывал Ланской подполковнику Шиленко, — то, что я делал, казалось пустяком. Передавал Адаму Терентьевичу, что видел в штабе и на территории батальона, что слышал от русских, которые служили немцам. Только и всего».
Однажды, непонятно чем взволнованный, Кульчитский сообщил Никите адрес какого-то «Беркута» и строго предупредил: «Беркут» — это на самый крайний случай. Мало ли что может случиться с ним, Кульчитский. Но и тогда к «Беркуту» только с таким, что покажется Никите очень и очень важным. Лишь после этого мальчик почувствовал, что поручения дяди Адама — не пустяк, имеют важное значение. Но данной ему явкой не пришлось воспользоваться. С дядей Адамом ничего не случалось, и они время от времени продолжали встречаться. Никита добросовестно пересказывал все, что видел и слышал в немецкой части.
События, о которых поведал Никита Федорович Ланской витебским чекистам, относились ко второй половине 1943 года. Первые месяцы мальчишка подметал двор, чистил конюшни, копал на чьем-то поле картошку для саперов. В должность истопника, как таковую, вступил в начале октября. Однажды, занимаясь печками в трех комнатах штаба, Никита заметил на столе отпечатанные на машинке бумаги, оставленные беспечным делопроизводителем. Разобраться в них, конечно, не мог. Правда, печатный латинский шрифт читал хорошо, но что за этим шрифтом — увы.
Все же каким-то неведомым чутьем сообразил — на столе секретный приказ. Да и не чутьем, пожалуй. Общаясь с немцами, он уже понимал некоторые слова и фразы. Часто слышал от военных слово «бефель» — приказ, постоянно на их языке звучало и слово «гехайм» — тайный, секретный: гехаймфельдполицай — тайная полевая полиция, гехаймштаатсполицай — гестапо — тайная государственная полиция. А слова «оператион» и «партизанен» вообще читались, как русские. Сомнений не оставалось — на глаза Никите попался секретный приказ, как он понял, о проведении какой-то операции против партизан. Никита мучился — что делать? Может, стащить?
Хватило у мальчишки благоразумия не сделать этого, сообразил, что исчезнувший вместе с истопником важный приказ отменят, и его безрассудный поступок ничего полезного не принесет. Решил просто полистать, запомнить что-то. Нет, не под силу было и это. И вдруг… «Parole», «November»… Да это не только отличнику пятого класса Никите Ланскому, но и дураку понятно. Прочитал раз, второй… Знакомые и незнакомые названия городов на каждый день ноября. Несколько раз прочитанное нервно обостренная память схватила едва не на всю жизнь.