— Обожду Матусевича на улице. Подымлю.

— Какие планы на завтра? — спросил Шиленко.

— Буду подбивать бабки. Вечером загляну, попользуюсь последний разок вашим телефоном.

— Домой потянуло?

— Еще бы. Да и… Двадцать пять свидетелей. Девятнадцать здесь, шесть в других городах. Уже допрошены тамошними товарищами по просьбе моего шефа.

— Про ужин не забудь. Обязательно приходи, буду ждать.

Областное УКГБ занимало чудом уцелевший губернаторский особняк — памятник архитектуры XVIII века. Напротив входа — устремленный ввысь обелиск из красного полированного мрамора, воздвигнутый в честь героев Отечественной войны 1812 года. Такой же, как сто лет назад. Лишь несколько выбоин от снарядных осколков напоминали о новом нашествии захватчиков на Россию…

В числе тех тридцати двух деревьев, которые уцелели в Витебске ко дню его освобождения, входили и семь вековых лип, окружавших обелиск. А рядом, крепко вцепившись в почву, подрастали и недавно посаженные молодые деревца. Уже сейчас угадывалось, что на крутом берегу Западной Двины будет густой тенистый парк.

Покуривая, Ковалев медленно дошел до береговой кручи. Левобережье — как на ладони, а на нем — страшные раны войны вперемежку с новостройками.

С болью смотрел Саша; задумался и не заметил, как подошел Семен Трифонович Матусевич. Взгляд подпольщика посуровел, губы плотно сжались. Он, конечно, видел на левобережье то, что не видел, потому что не знал, как тут было до войны, уральский парень Александр Ковалев, и заново переживал события не такой уж далекой поры оккупации фашистами его родной Белоруссии.

Матусевич предложил пойти к Пудетской пешком. Обойдя губернаторский дворец, остановился, показал на мрачное с виду здание.

— Станкостроительный техникум, политехникум до войны. При немцах размещалась служба безопасности войск СС. Отсюда выводили наших на эту кручу, спихивали вниз и заставляли обратно карабкаться. Кто одолевал, знов спихивали. Играли, пакуль человек не загублял силы. Тады пристреливали. Адсель на висельню водили — к музею. Были в музее?

— Да, работал с фондами.

— Не только тут гибли люди. Расстреливали и вешали у Смоленского рынка, в карьере кирпичного завода, подле казармы пятого железнодорожного полка… Весь Витебск в крови. Згубили немцы кажнаго трецьего витебчанина…

— Пудетская далеко живет?

— Недалека. Вон за гэтим узгоркам.

— Может, не пойдем?

Матусевич покосился на Ковалева, догадался, почему такое предложение.

— Тревожитесь, что мое настроение — дряньненько?

— Если честно — да.