Ковалев подивился ее напористости, сказал:

— Да, я следователь органов госбезопасности, — полез во внутренний карман. — Удостоверение показать?

— Нашто мне ваше удостоверение. — Наталья показала рукой на крыльцо: — Проходьте в хату.

Ковалев ожидал, что женщина испугается, встревожится, смутится, наконец, но на лице Пудетской на миг отразилось лишь раздражение. Она первой вошла в дом, жестом пригласила в комнату.

— Не пойму, чего от меня надо, — сказала холодно, расставляя стулья возле круглого, накрытого плюшевой скатертью стола. — Допрашивали же, и не раз. И в сорак чецвертам, и пасля.

— О Мидюшко с вами был разговор?

— Не.

— Вот. А меня интересует только Мидюшко. Он довольно часто посещал дом, где вы были прислугой.

Матусевича потянуло за язык дополнить: «…и палюбовницай хозяина дома», но он, разумеется, покрепче сжал зубы. Лишь чертики в глазах выдавали его непоседливые мысли.

— Дявчонка з деревни, что я разумела… Бачила несколько раз.

— Что вы можете сказать о нем?

— Казался культурны, пристойны. Не верилось, что каратель. Пасля, кали товарищи з подполля пояснили насчет Брандта…

Матусевич не дал договорить, посоветовал сердито:

— Ты бы, Наталья, помолчала насчет подполья.

— Могу завсем змолкнуть, — нутряным голосом пробасила обиженная Пудетская.

Ковалев укоризненно посмотрел на Матусевича. Наталья заметила это, приняла Александра за союзника и, демонстративно повернувшись боком к Семену Трифоновичу, стала рассказывать о давних встречах Мидюшко с Брандтом. Рассказ был полон никому не нужной чепухи, тем более Ковалеву: что она готовила, как гость пил и ел, что хвалил из кушаний. Разговоры? Да, слышала, но не понимала, о чем они там… Про политику больше. Когда убили этого… Ну, редактора, она, Наталья, нанялась прислугой к начальнику вокзала. Он был русским, в Витебск приехал из Германии, Мидюшко не видела больше года. Встретила уже летом сорок четвертого с каким-то парнем на вокзале. Вначале даже не узнала Прохора Савватеевича. Оба грязные, оборванные, небритые. У нее была своя комнатка, и Прохор Савватеевич напросился зайти. Там они почистились, умылись, потом пили водку. Вот тогдашний разговор Мидюшко с парнем в немецкой форме поняла. Парень по имени Нил все время твердил, что «пора рвать когти», а Прохор Савватеевич свое: никуда не надо рвать, остатки полка отправляют во Францию против американцев, и им надо ехать туда. А там до цели — недалеко.

— Почему вы об этом не рассказали на допросах?

— Меня не спрашивали про Мидюшко. Вы не спросили б, никали б не вспомнила про него.