— Успел уже выдать, — проворчал капитан. — Хотя ведь вы оба люди гражданские.

— Вот именно, — облегченно вздохнул я.

Вечером капитан пригласил меня к себе на ужин, и пока Екатерина Ивановна возилась на кухне, говорил о заставе, о солдатах. Я перебил его.

— Вы лучше о себе расскажите, Владимир Владимирович.

— О себе? — спросил он, хмуро покосившись на меня. — Обо мне вам, я чувствую, уже Ольхин доложил в лучшем виде. А я ведь такие прогулочки с солдатами не зря проделываю. Вот и расскажу вам, кстати, историю о том, как я понял, что пограничник должен уметь ходить…

* * *

Тогда я был рядовым и служил на заставе второй год. В Средней Азии. Неспокойное было времечко. Наши соседи только и ждали момента, чтобы переправить через границу своих или чужих агентов. Тяжело было еще и потому, что с утра до вечера стояла жара, от которой негде даже спрятаться: кругом до самого горизонта лежала голая, выжженная солнцем бурая степь, и только возле самой заставы, вдоль арыков, еще росла чахлая, запыленная трава. Наш колодец давал мало воды. И поэтому часто пили прямо из арыка: зачерпнешь ковшиком, закроешь один его край гимнастеркой да так и пьешь, как через сито, чтобы не набилась в рот всякая нечисть… Вода теплая, коричневая — сейчас вспомнишь и то передергивает. А ничего, пили и похваливали.

В тот день, когда произошла эта история, жара стояла необыкновенная, и даже начальник заставы, кажется, впервые не шутил с нами и не подбадривал: ему, уже привыкшему ко всему, видать, тоже было кисло. Двух пограничников, вернувшихся из наряда, положили в санчасть: они едва добрались до заставы и тут же свалились от солнечного удара.

В пятнадцать ноль-ноль был черед выходить в наряд моему другу Савину. Вместе с напарником сержантом Ниязовым они оседлали коней и выехали с заставы к границе.

Я уже говорил, что в тех местах не было пограничной речки: прямо в степи стояли один за другим столбы, внизу обложенные камнями, а там, за ними, была уже чужая страна. Трудно, казалось бы, врагу перейти границу в таком открытом месте: все кругом просматривается, и даже если человек поползет, за ним долго будет висеть в воздухе целое облако пыли.

Поэтому нарушители обычно переходили границу ночью, а степные ночи черные, непроглядные. И, зная это, пограничники, выходящие в наряд днем, больше опасались не нарушителя, а выматывающего душу зноя.

Однако трудно предусмотреть все вражьи хитрости. Так и случилось.

От заставы Савин и Ниязов отъехали далеко, километров на десять, внимательно разглядывая темную, бурую траву. Временами открывались целые поля голой земли, покрытой крупными трещинами. Никаких следов, только верткая ящерица, пробегая, оставляла своими лапами небольшие елочки на пыли, да там, где проползали змеи, виднелись неглубокие, ребристые ложбинки.