Плохо когда память длиннее жизни.

Совсем нехорошо, если на похоронах, собравшиеся краснеют при упоминании имени покойного.

Пытался я, ссылаясь на Бейрутскую конвенцию, отказаться от питания и заморить себя голодом. Но эти палачи в белых халатах, т. н. врачи, отказали мне в этом. Они насильно поставили меня в известность о том, что я, есть раненая боевая единица, которая имеет в своей психике серьезный сдвиг. Исходя из всего перечисленного мои крики о правах раненых и умалишенных, ими во внимание не принимаются. Один гад, наглый такой, мордатый, даже сказал «мы их об асфальт топтать будем, права твои долбанные». И стали меня кормить через зонд. До этого пугали, что будут это делать через анальное отверстие, но это невозможно, уж мне ли это, как врачу не знать.

Кормление через трубку. Введение разных растворов по шлангу. Это, то еще удовольствие. Особенно когда разодрали пищевод, каждое новое введение зонда, доставляло мне непередаваемые страдания. Я им так и сказал: «Фашисты! От ваших действий я — страдаю!»

* * *

Так и лежал прикованный к лежанке с дурной головой, вывернутыми внутренностями, перспективой получения белого билета и возможно пенсии.

Пока не наступил один из тех славных моментов, о которых мы потом помним всю жизнь.

Пришлось мне выздороветь в течение одной минуты, от огромной порции положительных эмоций. Дело было так.

Мне к койке принесли телефон. Голос в трубке был очень знакомым. Это был Дюк. Он сразу сообщил, что жив, здоров и находиться вместе с раненым Багом в каком-то странном госпитале для командного состава. Бага прооперировали, а он сам вроде в нормальном состоянии. Слезы радости душили основательно, не давая ничего толком сказать. Но я вышел из этого раздрая и просто слушал наслаждался голосом своего собеседника.

В конце нашей беседы, я долго упрашивал его и в конце концов, он продиктовал мне номер своей кредитной карты. Можно было вздохнуть свободно. Расчет будет проведен мной при первой же удобной возможности.