— Ладно, — сказали глаза-дырочки. — Потом. Взять арестованных.

— Мне надо переодеться! — сказала она.

— В этом платье - не надо, — сказали глаза-дырочки.

— Наденете пальто. .

— Вы совершаете чудовищную ошибку, господа сказала она.

— Не разговаривать.

На лестнице никого. Этажом выше отворили дверь, кто-то перегнулся через перила и тотчас отступил на цыпочках.

Карл спускался первым.

На лестничных маршах поворачивал голову, смотрел, словно старался запомнить. В повороте головы, в шаткой походке угадывалось отчаянье. Догнать Карла не позволяли.

— Господа, если б я мог предполагать... — шептал за ее спиной домовладелец.

От испуга он шепелявил. Ему тоже не отвечали. Домовладелец умолк.

У подъезда ждали два черных «ситроена». Карла впихнули в один, ее в другой. На противоположном тротуаре тесно, не шевелясь, стояли несколько прохожих.

Агенты уселись рядом, сдавив плечами. Машины набрали скорость с места.

Она глядела вперед, на мокрый асфальт, на силуэты набегающих зданий, на затылок Карла за стеклом передней машины.

На поворотах кидало в стороны.Старалась удерживать равновесие, чтобы не прижимало к агентам. Машинально откидывала со лба каштановый локон.

Неужели все-таки «Француз»?..

Тогда, в мае, оказалось, что «Француз» ни при чем. Всему виной майор, взявшийся оформить ей и Карлу документы для поездки в Словакию. Штампы, добытые майором, были поддельными. В гестапо хотели знать, сколько майор получил «за услугу», сделали Карлу выговор и сообщили о проступке в министерство. Других акций не последовало. Слежку сняли через месяц.

Значит, «Француз» молчал.

Да ему и не следовало ничего говорить. У него имелась отличная версия — дезертирство. Конечно, если его не запеленговали и не взяли во время сеанса.

А если взяли и «Француз» заговорил?..