Отправились они в путь ранним утром, перемахнули галопом через три или четыре речушки и столько же ручьев, поскольку, к несчастью, через эти водные артерии не было паромных переправ, и прибыли в Такому промокшими до нитки.

Там они, к своему величайшему разочарованию, узнали, что поезд только что ушел, следующий же отправлялся не ранее трех часов пополудни. И посему после завтрака они вынуждены были убивать время, слоняясь по городу. Такома с ее населением в пятнадцать тысяч человек не славится ни достопримечательностями, ни живописным расположением. Рейд[303], где стоят корабли, груженные лесом и углем, деревянные домишки и железнодорожные пути, черные от окалины, — вот и все, что можно здесь увидеть. К тому же на вокзале Жюльену сказали, что рельсы кончаются в Канонвиле, маленьком городке, расположенном на 40° северной широты, поскольку строительство дороги, соединяющей напрямую Такому и Сан-Франциско, еще не закончено. Покидая Европу, он помнил о способности американских железнодорожных линий обрываться в самых неожиданных местах, но за время путешествия совершенно позабыл об этом. И теперь с досадой думал о том, что с поезда им придется пересесть в дилижанс или же ехать дальше верхом. А путь был немалый. От Канонвиля до Хенли — сто километров по отвратительным дорогам, и от Хенли до Шаста — еще сто тридцать пять, правда, по более приличному тракту. Всего же выходило двести тридцать пять километров, или пятьдесят восемь и три четверти лье.

Жюльен, привыкший смиряться с любыми неудобствами, выпадающими на долю путешественника, — а он уже немало побродил по свету, — даже думать боялся о поездке в тесном и душном дилижансе. Все что угодно, только не этот узкий ящик на колесах, где рядом с тобой едет неизвестно кто и неизвестно куда. Подобные экипажи всегда перегружены сверх всякой меры, грязны, часто опрокидываются, и к тому же ты оказываешься в полной зависимости от неотесанного янки, выступающего в роли кондуктора. И поэтому молодой человек, испытывая к дилижансам то же отвращение, что Жак — к речным и морским судам, предложил отправить лошадей в специальном вагоне до Канонвиля, чтобы затем добраться до Шасты верхом. Как легко догадаться, предложение приняли единогласно.

Но вот долгие часы ожидания подошли к концу, и настал вожделенный момент отправления поезда: паровоз взорвал воздух сигналом, и хотя у американских локомотивов удивительные гудки, громогласные, словно пароходная сирена, Жак, сгоравший от нетерпения, назвал на радостях этот оглушительный рев нежно-небесной музыкой.