— Да, какой-то шанс все же есть. — Бобренок был явно непоследователен. — Значит, говорите, шестой маршрут?

— От Богдановки к вокзалу.

— Что такое Богдановка?

— Пригородный район. Точнее, окраина.

Бобренок повел плечами, словно сбрасывая с себя нерешительность. Приказал:

— Всех кондукторов шестого маршрута сюда. — Подумал немного и продолжал менее категорично: — Давайте сделаем так, лейтенант. Конечная остановка шестого маршрута на вокзале. Все вагоны должны, в конце концов, побывать тут. Организуйте кондукторов, может, кто-то и узнает этого... — бросил он суровый взгляд в сторону тела, лежавшего под простыней в углу.

Первыми зашли в комнату, где на скамейку положили одетое в шинель тело вражеского агента, две кондукторши с кожаными сумками, чем-то похожие друг на дружку. Одна полная и краснолицая, с двойным подбородком и водянистыми глазами; вторая тоже полная, но на голову выше коллеги и еще более массивная, в теплом вязаном платке, крест-накрест стягивавшем необъятную грудь. Была эта кондукторша чернявая, с цыганскими вытаращенными глазами. Она вошла в комнату первой и нисколечко не встревожилась, увидев мертвого на скамейке, а ее товарка, с любопытством выглядывавшая из-за нее, вопросительно уставилась на Бобренка.

— Чего звали? — воскликнула вдруг чернявая тонким голосом. — А то вагонов и так мало, еще тут задерживают...

— Скажите, пожалуйста, — в голосе Бобренка появились интимно-просительные интонации, — не узнаете ли вы этого человека?

Кондукторши переглянулись, видно, старшая подала другой какой-то, только им понятный сигнал, потому что, фактически не посмотрев на убитого, они энергично и в такт отрицательно закивали головами.

— Все же, очень прошу, гражданочки, приглядитесь, это вам ничем не угрожает, и претензий к вам у нас не будет. Не видели ли вы раньше этого лейтенанта? Ехал в трамвае шестого маршрута.

Более полная женщина, поправив платок на груди, шагнула к скамейке, потянув за собой и подругу. Они долго смотрели на убитого, наконец снова переглянулись и снова покачали головами.

— Нет, — ответила та, что помассивнее, — впервые видим. К тому же, знаете, сколько у нас пассажиров!

— Да, всех не упомнишь, — подтвердила другая.

Они ушли, и Щеглов сказал Бобренку:

— Могучие мадамочки, битые и перебитые, всего насмотрелись, им лишние хлопоты ни к чему, и мы...

— Но ведь этот тип ехал на вокзал рано утром, когда пассажиров мало, может, кто-то и запомнил его, — возразил майор, не дослушав. — Давайте следующих кондукторш, лейтенант.

Однако следующим оказался кондуктор — пожилой, седоусый, плохо выбритый, худой и весь какой-то выцветший. Щеки у него запали, а глаза за стеклышками очков в простой металлической оправе светились любопытством. Он вытянул шею из воротника темной заношенной рубашки, внимательно и без малейшего волнения осмотрел убитого. Вытер тыльной стороной ладони кончик покрасневшего носа и оглянулся на Бобренка.