Вокруг был настоящий ад. Том не мог проехать нескольких шагов, чтобы не натолкнуться на кучу костей, прогнившую тушу или труп только что ободранного бизона. Бывали дни, когда сотни ободранных, окровавленных туш валялись ка протяжении многих миль. Хищные птицы носились над ними густыми стаями, а запах разложения был невыносим. Прерия как будто превратилась в какой-то чудовищный мясной рынок, а охотники — в мясников. И все это неизбежно отразилось на их душевном состоянии. Целыми днями треск ружейных выстрелов наполнял раскаленный воздух. Ради наживы все отряды работали день и ночь: носились верхом за бизонами, стреляли, сдирали шкуры, растягивали их — как будто жизнь каждого охотника зависела от этой непрерывной охоты. Это была настоящая бойня.
Том Доон теперь снова испытывал то мучительное чувство, против которого одно время боролся, — самообличения и осознания того, что эта бойня окончательно унизит и обесчестит его как человека, если он немедленно все не бросит. Когда-то у него был чудесный повод отказаться от охоты — желание Милли Фэйр. Иногда взгляд ее темных глаз еще преследовал его. Если бы она так неожиданно не пропала, он уже давно покончил бы с этим кровавым развлечением. Любовь к Милли продолжала жить в нем и спасала от окончательного падения в этих суровых и жестоких условиях жизни.
* * *
Наступил август. Бизоны сгрудились в одно колоссальное стадо. Пришла пора случки. И самцы, и самки, покорные чудесному инстинкту, стали более медлительными и менее осторожными, не обращали внимания на человеческий запах, приносимый ветром. От стада доносились глухие и рокочущие звуки. Это было мычание самцов. Со дня на день эти звуки становились все громче и сильнее. Их было слышно уже за несколько миль. Постепенно все больше и больше бизонов присоединялось к этому мычанию, и оно стало непрерывным, заглушающим грохот стрельбы и не прекращающимся ни днем, ни ночью.
Лагерь Тома Доона находился в это время в десяти милях от главного стада. На таком расстоянии мычание было похоже на отдаленный гром. Но оно мешало Тому спать, а когда он засыпал, навевало кошмарные сны. В темноте ночи ему начинало казаться, что он слышит голос, умоляющий о пощаде, о жизни… жизни… жизни… И он не мог отделаться от этого наваждения. Эти великолепные животные погибают и истребляются ради обогащения небольшой кучки охотников, развращенных этой жестокой бойней. Тщетная мольба природы слышалась Тому в этом мычании…
* * *
Том Доон и Пилчэк остановили лошадей на вершине холма, всматриваясь вдаль. К их изумлению, бесконечной черной полосы — стада бизонов — на горизонте не было. Не слышно было и ружейных выстрелов…