Куда бы Сайхуну ни приходилось эскортировать Вана, везде и всегда они попадали в уличные стычки – мастер постоянно поддерживал боевую форму, задирая уличное хулиганье. Стоило кому-то неосторожно пересечь дорогу Вану или слегка задеть его, как несчастный тут же оказывался под натиском неоправданно бурной ярости. В Китае такие стычки были просто неизбежны, поскольку улочки в городах были узенькими, а большинство прохожих оказывались достаточно грубыми людьми.

Необузданный нрав Вана давал о себе знать и в ресторанах. Учитель Сайхуна любил устраивать пышные банкеты – а почему бы и нет? Ведь платить должны были все равно самые преданные ученики. Ван не раз оскорблялся низким уровнем обслуживания; в этом случае он не колеблясь высказывал свое раздражение, сколь незначительным ни был просчет. Часто прежде, чем с боем пробиваться к выходу, Ван одним толчком переворачивал весь обеденный стол. Напуганные ученики были вынуждены отступать вслед за разгневанным учителем, без всяких жалоб возмещая убытки такого неистовства. А возвращение обратно в школу оказывалось трагедией вдвойне – ученикам не только приходилось сносить ярость Вана по поводу нанесенных ему в ресторане оскорблений, но и мириться с неудовольствием мастера, жаловавшегося, что он голоден. Безусловно, Сайхун и другие ученики сопровождали Вана прежде всего в виде обязанности – в то время еще безраздельно правил конфуцианский закон верности учителю. Но кроме этого их преданность усиливалась желанием учиться у одного из лучших знатоков боевых искусств той эпохи. Ирония заключалась в том, что по-китайски имя мастера значило «Дитя Мира». Ван жил в соответствии со своей репутацией, но не в соответствии со своим именем.

Известность учителя и основанной им школы привлекала многих соперников, которые едва ли не ежедневно приходили помериться силами с мастером. Одним из самых серьезных противников оказался боксер из Шаолиня.

Внешне он выглядел совершенно уверенным в своем умении. Когда боксер вошел в тренировочный зал, даже самые опытные ученики посторонились. Тело вошедшего напоминало оживший и увеличенный анатомический атлас: он с презрением сорвал с себя рубашку и от этого движения каждый мускул заиграл на его теле.

– Даже не думай об этом, – насмешливо бросил Ван в ответ на требование боксера о поединке. – Ты все равно проиграешь.

– Я настаиваю! – С этими словами шаолиньский боксер схватил свежий кокосовый орех и пальцами одной руки раздавил его на куски.

Эта демонстрация вызвала у Вана лишь презрительную ухмылку. Он повернулся к своим ученикам: