Более того: такая жизнь удовлетворяла даже весьма специфические запросы Сайхуна-бойца. Готовясь к исполнению ролей, он должен был ежедневно подолгу тренироваться. Он встречался со многими мастерами, которые учили его сценическому искусству, пению и особым, театральным сги-шил боевых искусств. Сайхун с головой ушел в чтение классической литературы, служившей источником многих оперных произведений; в частности, он изучал такие книги, как «Троецарствие», «Речные заводи», «Путешествие ш Запад» и «Генералы семьи Ян», исследуя военную канву тех или иных театральных постановок. Была даже возможность поучаствовать в настоящих поединках-среди театралов всегда можно было встретить достаточно хулиганов, которые желали воочию убедиться, действительно ли актер владеет боевыми искусствами.

^v‹ Вот к какой жизни он всегда стремился! Здесь были и приключения, и игра воображения. Сайхун превратился в звезду подмостков, и люди аплодировали ему всякий раз, когда он выходил на сцену. В отличие от свойсгвенно-Щ монашеской жизни чувству страха, самоограничения и постоянному по-Жку собственных недочетов, здесь он буквально купался в славе и покло-‹Книи. Он смог реализовать свою цель – собирать воспоминания, впечатления и новые навыки. Его дворец разума вырос и превратился в развитую №стему особняков, переходов и павильонов. Теперь его жизнь, словно трехуровневая сцена в Запретном Городе, вращалась исключительно вокруг театра со всей его пышностью и искренним восхищением от прекрасных костюмов, хорошей музыки, тонкой актерской игры и талантливого пения. Это было достаточно хорошо. А духовность может подождать до пенсии. Вот тогда, как в свое время известные ученые, чиновники и его учитель, он уединится в высоких горах. Пока же он собирается жить в полную силу, окружая себя блеском красоты, достаточно сильным, чтобы слепить глаза.

Темная глубина сцены. Посередине в сиянии прожектора замерла одинокая фигура. Сверкающий луч, выхватывая на своем пути синеватые клубы табачного дыма, играет на богато расшитой одежде актера. Вот актер быстрыми и мелкими шахами двинулся к центру переднего края. Невидимые музыканты тут же взорвались безумным фейерверком струнных инструментов, и в большом, шумном зрительском зале раздались крики.

Актер изображал хорошо известного даосского философа Чжуан-цзы. Костюм до мельчайших деталей соответствовал одежде великого персонажа: одеяние из темно-бордового шелка с вышитыми золотом и серебром символами Восьми Триграмм, снежно-белыми широкими рукавами, длинной и черной бородкой из конского волоса и застывшей маской белого грима, которую оттеняли ярко-красные щеки, киноварные тени под глазами и четкие дуга бровей. В левой руке актер держал посох, увенчанный головой дракона, а в правой – мухогонку.