И Сайхун прислушался. Он сразу же понял, что вокруг разносятся лишь его собственные, гротескно громкие шаги. Он остановился, дожидаясь, пока оба старика двинутся вперед. Даосы ступали совершенно беззвучно.

Когда Сайхун добрался до конца моста, оба его новых мастера все еще продолжали ехидно мурлыкать.

– Да-а, тебе еще предстоит длинный путь, – засмеялся Хрустальный Источник и похлопал Сайхуна по спине.

Остаток ночи они провели в развалинах храма, которые были любимым местом двух старых монахов. Жаждущие наживы не приходили сюда, поскольку здесь вряд ли можно было чем-нибудь поживиться, а остальные избегали этого места из-за суеверности, так что покинутые храмы являлись действительно идеальными убежищами для путников.

Сайхуну не терпелось доказать, что он может пригодиться своим новым учителям. Просыпаясь с восходом солнца, он наполнял сосуды из тыквы свежей водой и собирал хворост для костра. Теперь его изнеженные руки актера покрывались трещинами из-за ледяной утренней воды; тонкая кожа покрывалась царапинами от грубых сучьев. Все равно он был счастлив. Он с улыбкой думал, что ненавистные в Хуашань обязанности теперь кажутся ему замечательными. Когда два старика отправили его в город за провизией, оы с удовольствием взял на себя роль послушного ученика. Ему действительно нравилась такая жизнь. Лишь сейчас он понял все родственные чувства, связанные с общностью служения и религиозного поклонения.

Несмотря на то что рассвет едва занимался, на дороге к городу уже было много людей. Мимо проходили дети и взрослые; каждый направлялся по своим утренним обязанностям: крестьяне везли урожай в запряженных ослами повозках, дровосеки несли на спине невообразимые вязанки дров. Сайхун полной грудью вдохнул утренний воздух. Теперь он снова был с учителями. Внезапно он почувствовал себя страшным глупцом. Сколько же времени было потрачено зря, когда он, отрицая мудрость старейшин, пытался сражаться в одиночку! С момента, когда он покинул Хуашань, прошло уже три года – три года практически без единого духовного совета, если не считать слабого шепота почти умолкнувшего сознания! Он был забиякой, накапливая в своих шрамах и болезненных переломах результаты нового опыта, обретенного в поединках. Он был актером, который погружался в славу искусства и в чувство удовлетворения от признания. Он стал молодым и богатым аристократом, даже смог построить запланированный дворец разума. Но лишь сейчас он понял, как пусто было в этом дворце.

Он мягко пожурил себя за подобную близорукость. Он понял, что его порывистость и необузданность оказались его самыми большими ошибками.