Ствол винтовки был направлен прямо в голову Палкана, но в эти мгновения он не видел самого ружья. Перед его взглядом сейчас находился оживший Туман, то самое взлохмаченное чучело, от которого исходила прежняя, неприятная, резкая вонь. Налицо был узнаваемый озлобленный и совершенно дикий взгляд, в котором читались самые плохие намерения. Все эти черты прежде были присущи только взбесившемуся псу — и вот вам пожалуйста, кто бы мог подумать? Уважаемый Андрей Максимович Доля стал продолжением своего сумасбродного воспитанника.

Сколько все мы слышали о том, что собаки бывают очень похожи на своих хозяев. С этим уже никто не спорит, считается, что это устоявшийся факт. Но пора задуматься и над тем, что хозяева зачастую становятся похожими на своих собак. Слишком часто мы видим вокруг нас чванливые, наглые рожи хозяев, ведущих на поводке упитанных бойцовых выродков. Они как будто бы случайно забыли надеть намордник на злобного гада, словно зубы этих костоломов они отстегнули, оставив их дома на подоконнике. Да и вообще, пёсик у них не зверь вовсе, а прямо таки паинька.

Но как только «наглая рожа» ощутит себя безнаказанной, жди беды: изуродованные, покалеченные люди; насмерть перепуганные старушки; обглоданные трупы детей — вот результат совместного проживания людей и злобных собак, специалистов по убийствам и увечьям.

Виноваты в этом те самые люди, ставшие похожими на своих безжалостных псов. Кто и в какое время задумается об этом и остановит это общественное безумие — трудно понять.

Палкан, до этого момента покачивающийся на ослабевших ногах, как несчастная былинка на ветру, вдруг преобразился. Он встал прямо, растопырив передние лапы, напрягся всем израненным телом, как только смог, изо всей волчьей мощи, словно скала перед волнами разбушевавшегося океана. Шерсть на загривке вздыбилась, уши прижались к макушке, и он, глядя навстречу смертельной опасности, в зверином оскале оголил блестящие клыки. В ответ на его оскал в воздухе раздался специфичный лязг взведённого винтовочного затвора. Вокруг ни души. Даже воробьиное чириканье смолкло, как будто в мире вдруг перевелись все воробьи. На всей улице только двое, между ними всего пара метров, ствол винтовки и больше никого.

Напряжённая рука Андрея Максимовича, сжимающая цевьё, как будто отказалась ему подчиняться. Вся его немалая физическая сила была сейчас потрачена организмом на напряжение мышц лица, скул и шеи. Они как по команде вспухли и судорожно подрагивали. Одновременно послышался скрежет его зубов, словно от лесного сухостоя на трескучем морозе. Спусковой крючок курка винтовки вдруг превратился из крылышка бабочки во вбитый в ствол векового дуба стальной клин и не собирался сдвигаться с места. Клыки Палкана оголялись всё больше. Верхняя губа поверх оскала, натянутая как тетива лука, подрагивала, рычание превращалось в хрип. Напряжение противников дошло по предела. Казалось, оно стало звенеть и этот звон, а скорее треск, похожий на электрический, заполнил пространство вокруг них и не собирался затихать. Теперь секунды должны решить всё.