— Не шали, Андрюша! — Вдруг за спиной Доли раздался грозный старческий голос. — Али мне дрын в руки взять? Ты что, совсем ума лишился? Пукалкой своей зверя пугать вздумал? А коль не совладаешь, если осечку даст твоя мелкашка, кто тогда тебя спасать станет вон от тех зубиков, что перед тобой блестят? Я — ни в жисть. Бросай свою затею говорю, а то взгрею дубиной по хребту — сразу поумнеешь.

Ошалевший от происходящего, стрелок, до конца не осознавший и не оценивший всего происходящего, стал медленно поворачивать голову в сторону нежданного человеческого голоса. Позади него стоял Дед Сериков, исподлобья суровым бескомпромиссным взглядом смотрел прямо ему в глаза. Как под действием гипноза Андрей Максимович начал расслабляться, противные колючки заёрзали под одеждой по всему телу. Как будто волшебник вдруг прикоснулся к нему своей волшебной палочкой и произнёс магическое заклинание — «отомри», его тело стало приобретать прежние человеческие свойства. С раскрасневшегося лица исчезла ожесточённая гримаса, и ей на смену пришло глупое выражение. Глаза его расширились, челюсть отвисла, и желваки со скул тоже пропали, кожа лица под щеками сморщилась, и под глазами проступили припухлости.

Дед, глядя на него, собрался было добавить ещё «пару ласковых» к их задушевной беседе, но не успел. Всё случилось само собой. Спусковой крючок винтовки вдруг снова стал лебяжьим пёрышком и легко поддался судорожно дрожащему пальцу стрелка. Среди воцарившейся тишины раздался лёгкий хлопок выстрела малокалиберной винтовки, словно выдох человека, завершившего важное дело.

Детский крик вспорол патриархальную уличную тишину. Дед от неожиданности вздрогнул и повернулся в сторону этого истерического крика. Там Санька бежал по улице и звонким детским голоском вопил что было сил:

— Не надо, дяденька, не стреляйте, он хороший, он вас не трогал. Палканчик! Палканчик, я с тобой!

Запинаясь и падая на бегу, с окровавленными коленками, Санька бежал на помощь другу и никак не мог добежать. Путь в несколько десятков метров для маленького спасателя вдруг оказался слишком длинным и тяжёлым. Слёзы застилали его лицо, смахивая их на бегу, он с трудом различал дорогу. Малыш спешил на выручку к другу, и ему непременно нужно было успеть.

Есть одно незыблемое правило — искренняя помощь чистого сердца никогда не опоздает. Вот и маленький друг успел почти вовремя, но не удержался набегу и плюхнулся в дорожную пыль.

Сцена у уличной колонки разворачивалась прямо таки шекспировская. Невообразимо громкий собачий визг, раздавшийся поверх детского крика, огласил всю улицу. Палкан с перепугу и от боли в простреленном ухе, словно нашкодивший щенок, кинулся ко двору, оглушая всех своим визгом. Обессиленное тело плохо слушалось хозяина, а лапы то и дело спотыкались на бегу. Да и бегом это было назвать нельзя. Бедный перепуганный Палкаха, прихрамывая, шкандыбал по дороге в сторону своего убежища под кустами сирени, тряс продырявленным ухом и издавал при этом совершенно особенные визгливо-пронзительные звуки, которые были куда громче, чем от известной всем телеги страшных собачников.