У женщин совсем домашний вид — они в легких халатиках, а некоторые и в бигуди. Каждая занята собой. Одна из них сидит на кровати и делает маникюр, другая крутится возле зеркала, третья тоже расположилась на кровати и, позевывая, читает журнал… А вот и та, которую, как мы знаем, зовут Юля. Она гладит на гладильной доске фартук.

Приближаются тяжелые шаги и глухие голоса. Женщины настораживаются, прислушиваются. Дверь распахивается, и в комнату вваливается пьяный «контингент» во главе с Цыганом.

— Здрасьте, бабоньки! — в пьяной радости кричит Цыган.

Икнув, он направляется к той женщине, что недавно читала журнал. Она пятится от него, забегает за стол. Цыган пытается поймать ее. Его собутыльники кидаются к другим женщинам-официанткам. Комната в миг преображается — скатерть оказывается по полу, дорожки сбиты… Идет возня, слышатся вскрики и визг.

Юля забилась в угол. К ней подступает тот парень, который приставал в обеденном зале.

— Не подходи! — замахивается на него Юлька утюгом. — Тресну сейчас! Не подходи, говорю тебе!

Парень ухмыляется, тянет к ней руки. Он делает еще шаг — Юлькино «оружие» летит ему в лоб. Парень хватается за голову, из-под пальцев сочится кровь. Юлька стрелой мчится к окну и, оборвав занавески, выскакивает во двор.

— У-у, стерва! — несется ей вслед. — Лови ее, лови!

Она бежит полем по высокой густой траве, достигает леса, оглядывается, но, убедившись, что погони нет, все равно не останавливается. Она долго петляет между деревьев, прыгает через кочки и ложбинки, прикрывая лицо от хлестких веток, ломится сквозь кустарник.

В изодранном халатике, вся в ссадинах и грязевых подтеках, Юлька бродит по посветлевшему под утро лесу. Она приближается к поляне и совсем было выходит на нее, но тут спешно приседает, прячется за куст. На поляне, возле дотлевающего костра, сидят трое из числа «контингента». Юлька зверьком выглядывает из-за куста, прислушивается к разговору:

— Долго еще мы здесь гнуса кормить будем?

— Сколько надо, столько и будем.

— Кому надо? Мне или тебе?.. Рвануть бы отсюда!

— Крез тебе рванет! Из-под земли достанет.

— До-ста-нет. Вот дождусь, когда он на полигон приедет, и дерну вон за ту ручку. А? Бах-тарарах — и все к чертям собачьим! Всех в небеса отправлю. А?!

— Сиди уж… «Бах-тарарах». Денег нету, ксивы[2] тоже. Куда подашься? А потом — не Крез, так другие достанут. Он ведь для нас пахан, а над ним еще свора. Как пить, достанут.

— А, гнус проклятый! — отбивается от мошкары тот, что грозился. — Пошел-ка я в яму. Может, там посплю.

Парень встает, идет к березе, одиноко стоящей на поляне, и ловко опрокидывает ее. Там, где должно быть корневище деревца, оказывается люк. Он спускается, судя по всему, по ступенькам под землю.