– Ловушка? – зарычал кондотьер, вскочив с места. –Что еще за ловушка? Где она, эта ловушка? В твоем распоряжении сотня вооруженных людей, две трети из них мои воины – каждый из них готов ради меня расстаться с жизнью, – а ты позволил, чтобы его забрали отсюда какие-то шесть негодяев из Святой Инквизиции, убоявшись двух десятков жалких вояк, сопровождающих этого подлого герцога.

– Нет, нет, дело не в этом, – возражал Кавальканти. – Ведь стоило мне хотя бы пошевелить пальцем, как я сам оказался бы во власти Святой Инквизиции, без всякой пользы для Агостино. Это была ловушка, я Агостино ее разгадал. Именно он уговорил меня не вмешиваться и предоставить им увезти его отсюда, поскольку Святая Инквизиция не может предъявить ему никаких обвинений.

– Никаких обвинений! – вскричал Галеотто с уничтожающим презрением. – Неужели у этих негодяев не найдется в запасе какой-нибудь фальшивки? Клянусь телом Христовым, Этторе, неужели после стольких лет нашей дружбы я вынужден прийти к заключению, что ты просто глуп? Что за ловушку могут они тебе расставить в этой ситуации? Ведь именно ты был хозяином положения. Фарнезе был в твоих руках. Можно ли придумать лучшего заложника? Тебе достаточно было свистнуть, твои люди схватили бы его, и ты мог бы потребовать у папы, его родителя, безоговорочного отпущения грехов и, в качестве компенсации, освобождения от всякого преследования со стороны Святой Инквизиции для себя и для Агостино. А если бы они попробовали действовать силой, ты мог бы их остановить, пригрозив, что повесишь герцога, если подписанные бумаги не будут тебе вручены незамедлительно. Боже мой, Этторе, неужели нужно все это объяснять?

Кавальканти опустился в кресло, обхватив голову руками.

– Ты прав, – проговорил он. – Я заслужил все эти упреки. Я поступил как дурак. Более того, как последний трус. – Но затем он снова поднял голову, и глаза его засверкали. – Однако еще не все потеряно! – воскликнул он, вскочив на ноги. – У нас есть еще время. Мы еще можем это сделать.

– Не все потеряно, – насмешливо сказал Галеотто. – да ведь мальчик находится у них в руках. Теперь совсем другое дело: заложник против заложника. Нет, мальчик погиб, погиб безвозвратно, – закончил он со стоном. – Единственное, что мы можем сделать, – это отомстить за него. Спасти его мы уже не в силах.

– Нет, – сказал Кавальканти, – это неверно. – Я болван и старый осел, и я во всем виноват. Значит, я и заплачу.

– Заплатишь? – спросил кондотьер, глядя на друга глазами, в которых не было и тени надежды.

– Не пройдет и часа, как у тебя в руках будут все бумаги, необходимые для того, чтобы освободить Агостино. Ты сам повезешь их в Рим. Это то, что я обязан сделать, чтобы загладить свою вину. И это будет сделано.