Наконец, когда наши бокалы были наполнены, а слуги удалились, я повторил свой вопрос.
– Это чудо сотворил не я, – сказал Галеотто. – Этим ты обязан Кавальканти. Буллу получил он.
И он вкратце изложил все те обстоятельства, о которых уже читателю рассказано на предыдущих страницах (мелкие подробности тех событий мне впоследствии, как уже говорилось, удалось выведать у Фальконе). По мере того как разворачивался его рассказ, я чувствовал, как во мне растет дурное предчувствие, от которого все тело покрывается холодным потом, совсем как утром, когда я находился в руках моих палачей. Наконец Галеотто, видя, что я смертельно побледнел, спросил, что со мною.
– Что… какую… чем заплатил за мое спасенье Кавальканти? – ответил я вопросом.
– Он мне не сказал, я не стал задерживаться, для того чтобы дознаться – мне надо было торопиться. Он уверил меня, что дело завершилось без урона для его чести, жизни и свободы, я этим удовольствовался и поспешил в Рим.
– И с тех пор вы не думали о том, какую цену должен был заплатить Кавальканти?
Он тревожно посмотрел на меня.
– Должен признаться, что радость, которую принесла мне мысль о скором твоем освобождении, сделала меня эгоистичным. Я думал только о твоем спасении и больше ни о чем.
Я застонал и в отчаянии опустил руки на стол.
– Он заплатил такую цену, – проговорил я, – что мне в тысячу раз лучше было бы остаться там, откуда вы меня вытащили.
Галеотто наклонился ко мне, сурово нахмурив брови.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.
И тут я рассказал ему о том, чего опасался; рассказал, как Фарнезе искал руки Бьянки для Козимо, как гордо и бесповоротно Кавальканти ему отказал; как герцог настаивал и пригрозил, что останется в Пальяно, пока мессер не изменит своего решения; как я узнал от Джулианы о чудовищных замыслах герцога – об истинной причине, заставляющей его добиваться этого брака. И наконец…
– Вот какую цену согласился он заплатить! – в отчаянии воскликнул я. – Его дочь, эта чистая, святая девушка – вот эта цена! И в эту самую минуту, возможно, они получают выторгованную ими плату – отвратительная сделка осуществляется. О, Галеотто! Галеотто! Почему ты не оставил меня гнить в темнице инквизиции? Как был бы я счастлив умереть там, ничего не зная об этом!
– Клянусь кровью Христовой, мальчик! Не хочешь ли ты сказать, что мне было об этом известно? Неужели ты думаешь, что я согласился бы выкупить такой ценой чью бы то ни было жизнь?
– Нет, нет, – ответил я. – Я знаю, что вам это не было… что вы не могли… – И я внезапно вскочил на ноги. – А мы сидим здесь… пока это… пока это… О, Боже! – зарыдал я. – Может быть, еще есть время. На коней! Едем немедленно!