Коффин внимательно слушал.

— Многие думают, что их оставил и Христос, и их языческие идолы. В результате умерла сама вера и родилось неверие. Они видят, как их мир рушится прямо под ногами, видят, как их земля продается родственниками-пьяницами, и постепенно приходят к мысли о том, что им не для чего вообще жить. Причем не только в этом мире, но и в том. Я не знаю, как помогать таким отчаявшимся людям, Роберт. Я не знаю, как убедить их в том, чтобы они не падали духом.

— Надеюсь, что ты прав, святой отец. Надеюсь, что такие настроения помогут маори прийти к мысли о бессмысленности продолжения нашей войны.

Коффин вдруг поймал на себе взгляд слуги-маори, который во все время разговора стоял здесь же, но на достаточном удалении и все внимательно слушал.

— А как насчет тебя?

Пожилой маори, казалось, не понял, о чем его спрашивает белый человек.

— Меня?.. — переспросил он неуверенно.

— Да, — сказал Метьюн. — Что ты обо всем этом думаешь, Орере? Твоя вера все еще крепка?

— Да, святой отец. Это все, что у меня осталось. — Он взглянул в сторону Коффина и увидел, что тот внимательно смотрит на него и ждет объяснений. Маори выпрямил спину и добавил: — Однако, для многих молодых воинов веры в Христа недостаточно для жизни. Им хочется еще получить справедливость.

— Ив результате они присоединяются к хау-хау? — напряженно глядя на маори, догадался Коффин. На этот раз слуга не медлил с ответом.

— Хау-хау воюют исключительно потому, что не знают, чем им еще можно заняться. Многим на все плевать. Они даже не задумываются. Они продолжают убивать пакеа, потому что считают, что именно в этом состоит долг настоящего воина. Другие воюют потому, что понимают: в ином случае у них есть только два выбора. Или забиться дальше в лес, где невозможно нормально жить. Или идти к пакеа и клянчить на пропитание на улицах их поселений. Наконец, есть маори, которым все еще больше нравится воевать, чем пьянствовать.

— Значит учения церкви им всем недостаточно? Коффин знал, что Метьюн является, наверно, единственным священником во всей округе, не обижающимся на подобные вопросы, задаваемые в его присутствии.

Орере задумался, прежде чем отвечать. Когда он наконец заговорил, то в его голосе впервые улавливались нотки подлинного внутреннего оживления.

— Можешь ли ты упрекать их за их неверие? Пакеа любят показывать нам на небо, а когда мы поднимаем голову, они незаметно крадут нашу землю.

— Бог в этом не виноват, — возразил Метьюн. — Настоящие христиане нисколько не похожи на тех пакеа, которых ты описал.

— Где вы видели, святой отец, настоящего христианина? Что это такое — настоящий христианин? Это тот человек, который верит в то, что делает? Или делает то, во что верит?