— Когда Аллах тряс нашу землю, там погибло целое их племя…. да и перевал засыпало… Теперь туда никто не ходит.

— Это далеко от Кандагара?

— Если на машине, то нет, а если пешком…

— Не надо пешком… Твой сын может показать это ущелье?

— Ты сам проезжал его… Оно по левую сторону отсюда, там, где первый подъём на перевал… Ты хочешь туда пойти? — Гулям вопросительно посмотрел Талгату в лицо. — Смотри, Хасан, это плохое место. Наши люди не ходят в места с проклятием Аллаха.

— Твой сын не пойдёт со мной. Он только покажет место.

— Хорошо… Через два дня он поедет в Кветту и возьмёт тебя с собой.

— Я поговорю с ним сам… Гулям, у меня к тебе ещё одна просьба.

— Проси! — Гулям улыбнулся. — Я за это денег не беру.

— Ко мне должен приехать друг. Ты сможешь принять его?… Он не надолго.

— Хасан! Я когда нибудь отказывал тебе в чём-то?

— Спасибо! Он завтра придёт в твой дукан. — Талгат встал и, улыбнувшись краешком рта, продолжил, — Я пойду в город. Посмотрю на свой дом, свой дукан.

Гулям тяжело поднялся вслед за ним и, взяв руку Талгата в свою, куда-то в сторону сказал:

— Дукан твой стоит на месте, а дома нет.

— Как нет? Куда он мог деться?

— Когда американцы бомбили нас, одна бомба упала рядом с твоим домом. Там не стало ещё с десяток домов… Недалеко от тебя жил мой брат, ты знал его… Они погибли тогда все… Я не хожу туда… — Гулям замолчал на мгновение, затем повернулся к Талгату и, глядя в глаза, сказал, — если этот человек делает оружие против американцев, то я на его стороне… Просто я верю тебе, Хасан. Мы никогда не обманывали друг друга.

— Прости, Гулям! Я ничего не знал о твоём брате… А насчёт этого человека с фотографии, поверь мне, это очень плохо для вас. Если мы его не найдём и он сделает то, что хочет — американцы вернуться сюда.

— Они уже здесь давно.

— Я всё хочу спросить тебя, Гулям-ага — как вам при них?

— Лучше не стало. Они не знают, что хотят в моей стране. Человек на пути к Аллаху может упасть, но Аллах всегда поможет ему подняться и лишь тот, кто поднял руку на приютившего его, так и останется в придорожной пыли. Так говорил мой отец… Ладно, иди. Память хорошая вещь, но она не любит, когда ею часто пользуются. Надо жить сейчас.