А что делать, как повернуть свою жизнь? Может, покаяться перед Мартыном Семеновичем, сознаться во всем?

От земли к небу всплывали сумерки. Не видно стало ни синих горбушек гор за болотом, ни самого болота. С вершин скалистого кряжа потянуло свежестью. Антон накинул на плечи телогрейку, застегнул под бородой пуговицу. Можно было немного вздремнуть, все равно ничего не видно. Пройди сейчас через болото целое стадо сохатых — не узнаешь, откуда и как шли. Вспомнив про мясо, Антон стал на ощупь отрезать маленькие кусочки и есть без всякого аппетита.

А может, не сознаваться? Может, поверит Мартын Семенович, что ненароком откололся? Неужели не поверит, если хорошо поговорить с ним? Верил же раньше, почему бы сейчас не поверить?

Поднялась луна, посеребрила метелки камышей и сонные деревья; луна была полная, светила щедро, но свет этот был какой-то обманчивый, будто и все видно, а приглядишься — не различить, где кончаются кусты и начинаются заросли камышей, и лесину одну от другой не отделишь. Все в этом свете сливается в одно, и всюду лежат черные тени.

«Нет, не поверит Мартын Семенович», — подумал Антон и снова начал прикидывать, как ему жить дальше. Так и эдак прикидывал — хорошего получилось немного.

С рассветом лес оживился, наполнился стрекотом и щебетанием птиц. Вдали, за вершинами деревьев, поднялся столб дыма, подкрашенный с одного бока первыми лучами солнца. На таборе встали и варили завтрак. Скоро придет Жаргал…

Антон повернулся к болоту, обшарил глазами осоку, камыши. Вправо от него, далеко в болоте, что-то чернело; этой черновины вчера будто не было. Или была? Разглядеть, что там чернеет, мешало солнце. Антон поднес к глазам кулаки и сквозь них, как в бинокль, попробовал вглядеться в черновину — все равно ничего не видно: очень уж далеко. Но, кажись, это что-то живое, кажись, подвинулось немного ближе. Что, если это сохатый с той стороны?

Уже не отрываясь, Антон следил за черновиной. Чуть погодя она, приближаясь, раздвоилась. Теперь Антон не сомневался, что через болото идут сохатые. Он спохватился, что совсем не примечает, где они проходят. Животные двигались как бы вдоль берега. «Длинная гряда камышей… Плешина чистой воды… Островок…» — отпечатывал Антон в памяти наиболее заметные приметы.

На берег звери вышли недалеко от сосны, на которой таился Антон. Это была самка и здоровенный рогач. Они постояли, потаращив уши, вглядываясь в стену леса, и скрылись в чаще.

Антон слез с дерева, устало потянулся, бросил на траву телогрейку, лег. У него было такое чувство, какое бывает, когда сделаешь что-то очень важное.