— Эге-ге, сударь, — бросил он, — да этот случай не подпадает под юрисдикцию ни одного из вышеперечисленных законов, указов и постановлений, ибо он осужден на пожизненное заключение.

— О нет! Ему дали восемь лет!

— Пожизненное, сударь, пожизненное. За попытку побега. Такой приговор вынес специальный военный трибунал…

— К пожизненному! — горестно воскликнул граф, сраженный страшным известием.

— Да, сударь. А в этом случае минимальный срок для перехода во второй класс — десять лет.

— Десять лет?! Да он же к тому времени уже десять раз успеет умереть!

Высокий чин беспомощно развел руками, как бы говоря: «Что поделать, заменим его другим. У нас, слава Богу, нет недостатка в людях».

— Но это же ужасно… — начал было Бобино.

— Действительно ужасно, — согласился тот. — Тем более что его решено было на два года заковать двойной цепью за вторую попытку побега. Но больше это ему не удастся — мы теперь знаем, что за ним нужен глаз да глаз.

Бобино понял, что настаивать на своем означало бы нанести ущерб Леону, окончательно и бесповоротно скомпрометировав его в глазах администрации, которая видит так мало невинных людей, что было бы грешно на нее обижаться за то, что она сразу слепо не уверовала в протесты своих ужасных подопечных. Поскольку эти злодеи и впрямь порочны до мозга костей и способны на любое преступление, на любую самую изощренную ложь.

Гордыня преступников тоже отличается от гордости порядочных людей — она подвигает их обвинять себя только в преступлениях на почве страсти. Они становятся насильниками из-за любви, поджигателями из мести, убийцами — в состоянии аффекта.

И никто не хочет быть просто вором.

Однако в своем кругу они бахвалятся тем, что совершили самые омерзительные злодеяния просто из любви к искусству.

Они убивали, насиловали, поджигали, грабили, и всем этим они гордятся и похваляются, испытывая чудовищную радость от самого перечисления своих преступлений, порою даже вымышленных, и пытаются представить все доказательства своей подлости, дабы быть принятыми в так называемую «аристократию каторги».

Короче говоря, администрация тюрем такого навидалась, такого наслушалась, что имеет все основания относиться ко всему скептически.

К несчастью, случаются удручающие исключения, и тут уж людям порядочным приходится расплачиваться за злодеев.

Огорченный, но не обескураженный, Бобино вынужден был вернуться в уединенный дом, который нанял за чертой города, на дороге в Кабасу.

Там он трезво обдумал положение Леона и, опасаясь все испортить излишней поспешностью, решил выжидать.