— Готово! — воскликнул первый.

— Красивый выстрел! — отозвался второй.

Неизвестные были белокожи и совсем еще молоды. Один чисто выбрит, бледен, скуласт.

Другой — стрелок — носил усики и кучерявую бородку.

На обоих запыленные охотничьи куртки, гетры и холщовые фуражки.

Здесь, в дебрях Центральной Африки, они казались обыкновенными туристами, что налегке вернулись из долины Сен-Дени[1] после охоты на воробьев. Ора-Ито и вождь Амаба подбежали к своим спасителям, пали ниц и обвили сильными руками их колени, так что те едва не упали. Остальные воины, убедившись, что опасность миновала, вышли из укрытий и столпились вокруг, шумно переговариваясь и оживленно жестикулируя.

— Ладно! Ладно! К чему столько шума?

— У-a! У-а!

— Да, да, понимаю! Это означает, что мы добрые малые и оказали вам огромную услугу! Но душить-то нас за это не надо. Да поднимайся же ты, обезьянья порода!

Сказанное относилось к вождю. Среди прочих его выделял головной убор — связка перьев в густо смазанных пальмовым маслом волосах. Поскольку Амаба даже не шевельнулся, один из белых схватил его за плечо и — ап! — одним движением поставил на ноги.

Вождь, сутуловатый, грузноватый, но еще полный сил немолодой негр, и его сын, великолепно сложенный юноша, который все время держался рядом, вместе составляли прекрасную пару. Единственное, что, пожалуй, портило картину, — некрасивые, даже безобразные лица: черные, с вывернутыми губами и приплюснутыми носами. А от пурпурно-огненной боевой раскраски так прямо в дрожь кидало. К тому же физиономии эти внушили бы еще меньше доверия, если бы их обладатели обнажили обточенные и чрезвычайно острые зубы.

Впрочем, дольше разглядывать новых знакомцев друзьям не пришлось.

Амаба издал гортанный крик.

Десятка два чернокожих набросились на неподвижную слоновью тушу и с неимоверной быстротой принялись разделывать ее.

Каждый кусок мяса завернули в пальмовые листья и перевязали лианами.

Амабе достались два огромных бивня, которые он тут же торжественно преподнес чужестранцам.

— Здо́рово! Прямо как после большой охоты, когда ногу отдают самой красивой женщине. Эй, Меринос! Ты тут ни при чем. Самая красивая — это я!

— Твое право, Тотор! Ты убил зверя.

Тем временем Амаба и его сын тараторили без умолку. Европейцы ничего не понимали и лишь растерянно моргали в ответ.

— Послушай, Меринос! Сдается мне, они нас куда-то приглашают…