— Рад, что вы собрались.

— Мы тоже очень рады, Филипп Анатольевич, — здоровяк Сливко помахал мне с задней парты. — Мы и не надеялись, что вы придете.

— Почему так пессимистично, друг мой? — поинтересовался я.

— Ну, как же… Слышали о вашем горе. Враги сожгли родную хату, так сказать.

— Да не хату, — перебил его какой-то новый паренек, которого я раньше не видел. — А тачку.

— Хату тоже сожгли, — заупрямился Сливко.

— Так то не его, то — общага.

— А, ну да… — согласился ученик. — Вы как, Филипп Анатольевич? Как себя чувствуете? Выспались хотя бы?

— Спасибо за заботу, Сливко, выспался я просто замечательно, — я повернулся к новенькому. — А вы, товарищ, собственно, кто такой будете?

— Я вместо Глазунова, — пожал плечами он.

Представился, называется. А сам модный такой: белая рубашка, брюки, туфли лакированные. Волосы уложены гелем. И голос мягкий-мягкий. Приятный. Таким только петь о любви. Но морда все равно уголовная.

— А сам Глазунов где?

— Приболел.

— Простудился?

— Почти. Не ваше дело.

— Нет, мое. Я учитель.

— А мне похер. Хотите поспорить?

Только тут я заметил, что остальной класс сидит совершенно бесшумно, будто и нет их вовсе. Все двадцать три человека, мальчики и девочки. За исключением наглого Сливко и вот этого нового чувака. И в воздухе ощутимо витает трепет. Даже славящийся бесцеремонностью Чупров на этот раз явно чувствует себя не в своей тарелке и предпочитает рта не раскрывать. А уж Сомов, у которого, по его словам, были с громобоями свои терки… Тот и вовсе белее мела, словно свеженький покойник. Видать, важная шишка посетила наше скромное собрание.

— Как твоя фамилия? — спросил я у него и, приглядевшись, понял еще кое-что: он значительно старше всех присутствующих учеников… То есть, это вообще не ученик! — Сколько тебе лет? Из какого ты класса?

— Оу-оу, полегче, профессор, — парень изобразил, что стряхивает с плеча невидимую руку. — Мы тут серьезные разговоры разговариваем, а вы так сразу на личности переходите.