Но сейчас я, не задумываясь, отдал бы пару месяцев жизни за горячий душ и три часа сна. Или хотя бы за стаканчик самого дрянного кофе.

— Долго мне еще тут торчать? У меня дома мама больная. Что за беспредел такой: людей в очереди мариновать?!

— Успокойтесь, пожалуйся.

— Сам успокойся! Я всю ночь не спал!

— Никто не спал. И не вам одному надо. Вот, смотрите.

— И что? Что ты тычешь мне в лицо своей культяпкой? Убери ее!

— Да пошел ты…

Помолчали бы вы оба, лениво подумал я. Как будто ночью не нашумелись. Неужели нельзя просто немного побыть людьми? Обязательно нужно собачиться, искать правых и виноватых. Всем же и так плохо, зачем делать еще хуже?

— Захлопнитесь оба, — озвучила мои мысли полная женщина лет пятидесяти, занявшая краешек деревянной скамейки и державшая на коленях маленького мальчика лет четырех. — У меня племянника убили.

Спор, грозивший перерасти в ссору, тут же утих. Снова воцарилась обычная больничная суета. Я облегченно вздохнул и закрыл глаза.

И тут он подошел ко мне. Протиснулся между ожидавших своей очереди и просто сел рядом, ловко заняв за секунду до того освобожденное сопящим мужиком место. Как ни в чем ни бывало.

— Привет. Как ты?

— Где ты был? — без всяких церемоний спросил я, даже не открыв глаз.

— Прятался, — ответил он.

— Понятно. А теперь что?

— Теперь не прячусь.

— Понятно.

Мы посидели немного в относительной тишине. Потом Женя снова заговорил:

— Слышал про Татьяну. Как она?

— Борется, — коротко произнес я, словно в тот момент сам боролся в этот момент со смертью.